Люси Фоли - Охотничий Дом

– И еще хочу сказать, как здорово, что все мы тут вместе. Приятно осознавать, что некоторые вещи не меняются, что друзья всегда с тобой. Это был непростой год…

– Милый, – Миранда рассмеялась, – я думаю, все уже поняли. Но я полностью согласна. За старых друзей! – Она подняла бокал. Потом, словно вспомнив, повернулась ко мне: – И конечно, за новых. Ура!

Все подхватили, включая Ингвара, хотя, разумеется, его она в виду не имела. Но даже присутствие исландцев не испортило ту минуту. Тост худо-бедно спас обстановку – придал ужину торжественности. И я снова ощутила прилив гордости.

Спустя час после ужина раздался стук в дверь. Собаки, Гриффин и Волли, зашлись лаем от такой неожиданности: у него в коттедже отродясь никто не бывал. Он посмотрел на часы. Полночь.

Какого…

На пороге стояла красотка, высокая блондинка, та, что сидела рядом с ним за ужином. Что коснулась его руки. Впервые за долгое время кто-то прикоснулся к нему. Она улыбалась, рука поднята, будто она хотела постучать снова. Он почувствовал будоражащий аромат, исходивший от нее.

Гриффин быстро проскочила у него между ногами и кинулась на гостью, не обратив внимания на его окрик. Та, защищаясь, вскинула руки, свитер задрался, обнажив полоску упругого живота и туго скрученный бугорок пупка. Мокрый собачий нос ткнулся в голую кожу.

Ей было явно неловко за свой испуг. Пытаясь храбриться, она наклонилась, чтобы погладить Гриффин:

– Какая ты красавица. – Но прозвучало не слишком убедительно.

Она улыбнулась, показав все свои белоснежные зубы. Посмотри на меня , говорила ее улыбка, посмотри, как я расслаблена .

– Привет. Надеюсь, вы не против моего вторжения.

– В чем дело?

Улыбка угасла. Он слишком поздно вспомнил, что она гость, что он обязан служить ей, пусть даже с ее стороны совершенно нелепо вот так заявиться к нему с просьбой после полуночи. Он попытался загладить грубость:

– Чем могу помочь?

– Я подумала, может, вы поможете нам разжечь огонь. В Охотничьем Доме.

Он уставился на нее с нескрываемым изумлением. Неужели из девяти человек никто не способен развести огонь?

– Мы пытались, – сказала она, – но как-то без особого успеха.

Она подняла руку, чтобы опереться о косяк, изогнулась, прижалась к косяку бедром. Свитер снова задрался.

– Понимаете, мы же из Лондона. Я знаю, у вас это получится гораздо лучше.

– Ладно, – буркнул он, но опять вспомнил, что она клиент. Гость . – Конечно.

Красотка явно из тех женщин, что всегда добиваются своего. Он видел, как она пытается заглянуть в коттедж. Не привыкший к подобной бесцеремонности, он шагнул вперед, перекрывая обзор, и захлопнул дверь, едва не прищемив любопытный нос Гриффин.

Она поманила его, приглашая следовать за собой. В Охотничий Дом, чтобы развести этот чертов огонь… и тем не менее. Он понимал, что на самом деле она предлагает ему. Никаких слов, но взгляд, движения…

Когда это было последний раз? Давно. Год прошел, а то и больше.

Шагая следом за красоткой, он вдыхал ее духи, их церковно-дымный запах. Для него это был запах тревоги.

Они вошли в гостиную. Он прямиком направился к камину, опустился на колени, и тут крупный парень – Марк? – встал рядом и этак по-мужски сказал:

– Зря тебя вызвали, приятель. Это все она настояла. Но у меня уже почти получилось. Дрова просто сыроваты, вот и все.

Он оглядел кое-как наваленные в камине поленья, штук двадцать горелых спичек и ничего не ответил.

– Помочь? – спросил парень.

– Нет, спасибо.

– Как угодно, приятель .

Даг посмотрел на него. Лицо парня было красным – то ли от смущения, то ли, как подозревал Даг, от злости. «А этот заводится с пол-оборота, – подумал он. – Как я сам».

Обычно гладь озера так безупречно отражает окружающий ландшафт, словно горы и деревья смотрятся в зеркало. Но сегодня поверхность мутная, слепая, в ледяных рубцах. Пожалуйста, думала я, следуя за Дагом по изгибу тропинки у воды, только не в озере. Только бы он нашел его не в воде.

Озеро – моя святыня, мой храм.

Когда я впервые вошла в эту мерзлую глубину, возвращаться я не собиралась. Это случилось в мои первые дни здесь, когда я поняла, что не могу убежать от всего. Но что-то произошло, когда одежда отяжелела, а холод сжал меня в своих объятиях. Что-то пробудилось во мне, что-то важное, не зависящее от меня, – желание бороться. Во мне внезапно заговорила сама жизнь, мощная, непобедимая. Это чувство было – да и осталось – неодолимым. Одно из редких мгновений, когда я не чувствовала, что тону.

Теперь это привычный ритуал. Проснувшись, я надеваю купальник, слитный, целомудренный – такие мы носили в школьном бассейне. Я не пытаюсь произвести на кого-то впечатление, а купальник – единственное, что я могу надеть, помимо гидрокостюма, хоть какая-то имитация тепла. Я проделываю это каждое утро, уже год. И в такие дни, как сегодня, когда температура ниже нуля, сначала нужно разбить лед и только потом войти в воду. В морозные дни холод стискивает клещами и выдавливает все мысли из головы, сердце колотится так, что вот-вот разорвется. И тогда я – это только я, и никакого давящего груза. Лишь в эти минуты я чувствую себя живой.

Выбравшись из воды, обтираюсь полотенцем и бреду в свой домик. Кончик каждого нерва в теле приятно покалывает. Думаю, не погрешу против истины, если скажу, что лучшего ощущения не дает ничто, ну разве только секс.

Однажды я наблюдала, как в озере плавает Даг. Из моего окна хорошо видно берег. Он подошел прямо к кромке воды, разделся до трусов, у него мощные плечи, а кожа белая, молочная. Он бросился в воду – без намека на колебания – и поплыл, тело его было словно машина, сконструированная специально, чтобы стремительно рассекать воду. Когда он вышел на берег, лицо его было угрюмее обычного.

Мне вдруг стало стыдно, будто я вторглась во что-то очень личное, хотя я всего лишь смотрела в окно. И еще мне показалось, что это подсматривание сродни предательству. Я ведь безотрывно смотрела на его тело, и это зрелище не оставило меня равнодушной. И позже, принимая ванну, я впервые за год довела себя до оргазма – и видела я его.

Даг обернулся, чтобы проверить, иду ли я следом, и у меня вдруг вспыхнули щеки. К счастью, тому имелось вполне достаточное оправдание – холод.

Мы углубились в лес, окаймляющий эту сторону озера. Темные сосны подступали к самой воде. Некоторые из них не местные, норвежские пришельцы, их высадили после войны. Хвоя у них гуще, чем у наших сосен, и когда находишься в таком лесу, все звуки словно приглушаются. Хотя звуков здесь не так уж много, если не считать редких птичьих криков.

В хорошие дни я убеждаю себя, что люблю эти деревья – их глянцевитые иголки, шишки, которые собираю и раскладываю в чашах по дому, свежий рождественский запах смолы. В плохие дни сосны кажутся мне мрачными стражами в черных плащах.