Люси Фоли - Охотничий Дом

Из Охотничьего Дома нас уже не разглядеть. Мы были совершенно одни. Внезапно я вспомнила, что хоть мы и проработали с этим человеком год, я почти ничего не знаю о нем. И прежде я не проводила так много времени в его компании – и уж точно мы с ним столько не разговаривали.

Не уверена, что он вообще с кем-нибудь разговаривает. Раньше я ждала, что он попросит подключиться к интернету, чтобы отправить мейл или пообщаться с друзьями и родственниками в фейсбуке. Но он так и не попросил. Даже я время от времени выхожу на связь с семьей и друзьями. «Мама беспокоится о тебе, – сказал отец, когда я только перебралась сюда. – Жить в таком месте совсем одной после всего, что ты пережила, это неправильно». Поэтому я стараюсь навещать родителей раз в несколько месяцев, просто чтобы успокоить маму, хотя возвращение во внешний мир не доставляет мне радости.

Но Даг, похоже, покидает поместье только по необходимости – например, если надо отвезти гостей в магазин. Я очень жалею, что рассказала о нем матери, о том, какую уединенную жизнь он ведет. Разумеется, мама тут же встревожилась.

– Он может оказаться кем угодно. Чем он занимался раньше? Откуда он?

Я сообщила единственное, что знала, – что он был морским пехотинцем. Это ее ни капли не успокоило.

– Ты должна поискать его в Гогле, Хитер, – сказала мама.

– В Гугле, ма.

– Неважно. Просто пообещай, что поищешь. Тебе надо знать, кто он… Я не могу спать, так волнуюсь за тебя, Хитер. Уехать, оставить нас всех, когда тебе больше всего нужна семья. Не позволяешь помочь тебе. Ни слова целыми неделями. Мне ведь хотя бы знать, что с тобой все в порядке. С кем ты работаешь. Так нельзя, Хитс. – И потом, как бы спохватившись: – Наверное, ужасно, что я такое говорю. То, что с тобой случилось… это самое несправедливое, что могло произойти…

– Ладно, мам, – перебила я, не желая выслушивать это дальше. – Я сделаю. Погуглю его.

Но делать этого я так и не стала. Честно говоря, одна мысль об этом кажется предательством.

Разумеется, когда мама спросила, что я нашла, – следовало ожидать, что она не забудет, как терьер не забудет про кость, – я ответила:

– Все в порядке. Я посмотрела. Ничего нет. Можешь перестать обо мне беспокоиться.

Последовало молчание.

– Я никогда не перестану беспокоиться о тебе, малыш.

Я нажала отбой.

Правда в том, что она права. Я ничего не знаю о Даге. Только то, на что намекнул босс во время собеседования со мной, – что с его прошлым Даг хорошо подходит для этой работы. Отваживать браконьеров, например. Когда Дага спросили, какой из коттеджей он хотел бы занять, он выбрал самый отдаленный, у подножия Мунро, без деревьев вокруг, без вида на озеро. Это бесспорно самый худший из всех домиков, он явно выбрал его за расположение. Мне вполне понятна тяга к одиночеству. Но потребность в дополнительной изоляции в такой дикой глуши вызывает вопрос: от чего он пытается отдалиться?

– Куда мы идем, Даг?

– Уже недалеко, – ответил он.

Тревога моя нарастала, желание повернуть назад, обратно к Охотничьему Дому, сделалось почти неодолимым. Но я упорно брела за Дагом. Под сенью сосен слышался лишь скрип наших ботинок по свежему снегу.

Впереди показался водопад, деревянный мостик над ним, чуть выше – здание насосной станции, бывшая мельница. Обычно сюда можно дойти за десять минут. Но сегодня понадобилось не менее получаса.

Я увидела большие отпечатки ботинок Дага на мосту – наверное, он тут стоял и смотрел вниз. Никаких других следов, отметила я. Да и откуда им взяться. Снег идет уже несколько часов. Любые другие следы, в том числе погибшего гостя, давно уже засыпаны.

– Там. – Даг махнул рукой.

Я осторожно ступила на мостик. Сначала ничего не увидела. Ущелье довольно глубокое, я остро ощущала присутствие Дага за спиной. Достаточно легкого толчка, и я полечу вниз, на камни. Я покрепче вцепилась в перила, но они хлипко зашатались под руками.

Я всматривалась в белую пустоту внизу, но не видела ничего особенного. Снег, лед и камни. Я обернулась к нему:

– Даг, я ничего не вижу. Там нет ничего.

Даг нахмурился и ткнул куда-то пальцем.

Взгляд мой скользил по выступам камней, увенчанным пышными шапками снега, и вдруг он возник перед глазами, проявился в белой монохромности – словно на стереограмме.

– Боже.

Это был скорее выдох, удар под дых, а не слово. На прежней работе я навидалась трупов. Уж точно больше, чем другие люди. Но так и не привыкла, ужас первого момента никуда не делся. Это всегда потрясение – глубочайшее потрясение – оказаться лицом к лицу с неживым предметом, который раньше был человеком. Человеком, который совсем недавно думал, чувствовал, видел, а теперь лишь кусок холодной плоти. Я ощутила, как подступила тошнота, такое знакомое чувство. В медицинской школе нам говорили, что со временем это пройдет, «вы привыкнете». Но, похоже, у меня так и не прошло. Я снова оказалась не готова, хотя и знала, что предстоит увидеть. И здесь смерть застала меня врасплох. А я-то думала опередить ее.

Тело выглядело как часть пейзажа, растворилось в нем. Но теперь я видела его совершенно отчетливо, даже странно, что не сразу разглядела. Труп словно излучал темную энергию, буквально притягивал взгляд. Нижняя часть целомудренно прикрыта выпавшим снегом, верхнюю часть, как щитом, закрывает мост. Кожа серовато-синяя, обескровленная, неживая. Рассыпавшиеся волосы напоминают жухлые сорняки, торчащие тут и там из-под снега.

Слишком много открытой кожи. Человек явно оделся не по погоде. Холод убил бы его за час, даже меньше, если бы не что-то другое. Или кто-то .

Приглядевшись, я различила под снегом темный ореол вокруг головы, рыжеватое пятно, словно некий вид лишайника, карабкающегося по камню. Крови много. Удар головой о камень. Одно это может быть причиной смерти.

Но я уже поняла, что все гораздо сложнее. На шее отчетливо выделялись темные пятна. Даже с такого расстояния я видела, что кожа в этих местах имеет синеватый оттенок, словно ее там сдавливали. Я не слишком сведуща в криминалистической экспертизе, едва ли больше других людей, пусть и изучала медицину. На предыдущей работе я спасала жизни, а не оценивала причины и улики после смерти. Но необязательно быть экспертом, чтобы увидеть: на шее есть повреждения.

Лицо… нет, не хочу думать о лице.

Я обернулась к Дагу. Взгляд пустой, словно меня тут и не было. Я невольно отодвинулась от перил. Но тут же взяла себя в руки.

– Я увидела. Увидела, о чем вы говорили. Да.

Разумеется, мы должны дождаться полиции и их вердикта. Но теперь мне ясно, почему Даг хотел, чтобы я взглянула сама. Это совсем не похоже на несчастный случай.