Минка Кент - Легчайший воздух [litres]

– Фу, это было так отвратительно, – говорит она, высовывая изо рта язык. – Никогда не забуду эту вонь.

С животом, набитым мясным фаршем и жареным кукурузным хлебом, я забралась на самые быстрые американские горки в парке, на какие только пускали детей моего возраста. Когда мы слезли, Грир сказала, что я позеленела, и, прежде чем ответить, я обрызгала рвотой ее белое платье от Чака Тейлора. Но вместо того, чтобы распсиховаться, как большинство сестер-подростков, она отвела меня в туалет и придерживала мои волосы, пока меня рвало. А потом сказала, что мы можем уйти, если мне все еще плохо.

Мать закатила истерику, причитая, сколько денег она выбросила псу под хвост, чтобы добраться сюда на перекладных – на метро, поезде и автобусе, на что пришлось потратить почти целое утро. Но Грир встала на мою защиту, как всегда огрызаясь на мать и требуя, чтобы мы ушли.

День был жарким и влажным, но я дрожала и потела, а мой живот сводило болью. Как потом оказалось, это был не конфуз. Я заболела гриппом. Но мать настаивала, чтобы я взяла себя в руки и, как будто ничего не случилось, каталась на горках и каруселях и дальше. Она сказала, что если мы уедем всего через два часа, то уже никогда сюда не вернемся.

Грир взяла меня за руку и повела к выходу, и моей матери и ее бойфренду-фотографу ничего другого не оставалось, как последовать за нами.

– Ты всегда заботилась обо мне, – говорю я.

Сестра пожимает плечами: мол, подумаешь!

– Ты мой самый дорогой человек.

Я ставлю фотографию на место, обхожу стул и, обняв за плечи, зарываюсь лицом в шею Грир.

– Это еще за что? – спрашивает она, притворяясь, будто не поняла.

– За то, что я тебе небезразлична, – говорю я. – За то, что ты беспокоишься обо мне, когда остальным до меня нет дела.

– Можно подумать, у меня есть выбор, – говорит она. – Ты моя сестра. Беспокоиться о тебе – это моя работа.

– Я люблю тебя, Грир.

– А я тебя еще больше.

– Джейк, где Харрис? – Я ожидала, что, войдя этим утром в кафе, застану Харриса за кассовым аппаратом болтающим с кем-то из наших завсегдатаев. Но вместо этого я вижу только Джейка, татуированного парня из колледжа, которого он нанял полтора года назад, после того, как я сказала, что ему нужен клон либо помощник, потому что нормальный человек столько работать не может.

Джейк берет у мужчины в кожаной шляпе десятидолларовую купюру, шепотом подсчитывает сдачу, после чего переключает свое внимание на меня.

– В каком смысле?

– Он в кабинете?

Джейк морщит нос.

– Ничего не понимаю.

– Нет, это я ничего не понимаю. – Я щурюсь и тычу себя в грудь указательным пальцем.

– Я подумал, что он был с вами. Вы искали свою сестру?

Я медленно качаю головой.

– Нет… он оставался на работе, заменял людей в других точках.

Джейк обслуживает другого клиента. Мое терпение вот-вот лопнет. Он подходит ближе, взбивает чайный латте и смотрит на меня.

– Он уехал дня четыре назад. – Джейк застывает на месте и задумчиво наклоняет голову. – Позвонил рано утром, назначил меня главным, сказал, что не уверен, когда вернется, но будет держать меня в курсе.

– Он выходил на связь?

– Нет. – Он подает чайный латте мужчине в шляпе. Тот высыпает в банку для чаевых горстку мелочи. Крохобор. – Но я следил за новостями, старался не отставать от событий. Сочувствую вам по поводу вашей сестры.

– Она жива. – Не хочу быть грубой, но почти для всех «пропавшая» равнозначна «мертвой», и пока точно неизвестно, жива она или нет, я не намерена делать скоропалительных выводов. – Я хотела сказать, что пока еще ничего не известно.

– А я хотел сказать, что мне жаль, что на вас свалилось это несчастье.

Теперь мне стыдно.

– Спасибо.

Он обслуживает еще двух посетительниц, пару платиновых блондинок в солнцезащитных очках от Карен Уокер и с ботоксными губами а-ля Кайли Дженнер. Такие к нам заходят редко, но мне наплевать. Заказав по огромному макиато со льдом и булочки с корицей, они спрашивают, может ли Джейк разменять стодолларовую купюру.

– Итак, помоги мне понять, что, собственно, произошло, – говорю я. – Харрис сказал тебе, что едет в Юту искать мою сестру? И с тех пор от него ни слуху ни духу?

Джейк стоит руки в боки, глядит в потолок и вздыхает.

– Он не сказал, куда собрался. Я просто предположил, но он уехал и не сказал, когда вернется. Я подумал, что он хотя бы позвонит и спросит, как дела или еще что-нибудь, но он так и не дал о себе знать.

– Это полная бессмыслица, – говорю я, но Джейк, похоже, не понимает всей серьезности ситуации. Впрочем, я его не виню. Он всего лишь бариста, чьего заработка хватает лишь на нижнюю койку двухэтажной кровати в дерьмовой квартире-студии в Нижнем Ист-Сайде. Ему не до тонкостей наших с Харрисом отношений. Откуда ему знать, что на прошлой неделе Харрис впервые за последние годы сказал мне, что любит меня, и что я была на все сто процентов уверена, что он по-прежнему в Нью-Йорке, управляет нашими кофейнями. – Он сказал бы мне, если бы собрался куда-то уехать.

Я вспоминаю утро, когда стояла под дверью его квартиры. Сочувствие в его усталых глазах. Слова извинения. Его объятие. Обещание, что он станет меня ждать.

Все то время, пока я была в Юте, он неизменно отвечал на мои звонки и никогда не спешил класть трубку первым. Давал мне высказаться. Давал поплакаться ему в жилетку. Давал с головой погрузиться в трагедию случившегося, всякий раз предлагая слова поддержки.

Неужели это была уловка? Я отказываюсь верить, но…

Выйдя из магазина, я на всякий случай набираю его номер.

Он не берет трубку.

Меня приветствует автоответчик, и я даю отбой.

Я останавливаю такси и называю его адрес. Приехав туда, я взбегаю по лестнице на третий этаж, не имея ни времени, ни терпения ждать медленный лифт, и когда подхожу к квартире 3F, колочу по двери обеими ладонями.

– Харрис! Харрис, ты дома? – Моя интуиция уже знает ответ на этот вопрос, но я не оставляю попыток.

Я пытаюсь во всех деталях вспомнить наш с ним последний разговор по телефону. Вдруг мне что-то показалось странным? Вдруг я проглядела красные флажки? Увы, мои мысли были в первую очередь заняты Мередит, и я не обращала внимания ни на что, не имевшее к ней непосредственного отношения.

Из двери чуть дальше по коридору выходит пожилой мужчина и пристально на меня смотрит, словно подозревает в чем-то нехорошем. Я его не узнаю, а это значит, что он переехал сюда уже после моего отъезда.

– Вы видели Харриса Коллиера? – спрашиваю я. – Это срочно. Я его знакомая.

У него прихрамывающая походка и неприветливое лицо.

– Нет, – говорит он, проходя мимо. – Никогда не слышал о нем.