Дот Хатчисон - День всех пропавших

– Постоянно досаждают головные боли, – медленно произносит он. – То слабеют, то усиливаются, но не прекращаются. Зрение резко ухудшается. Все размывается и двоится.

– Вот почему вы не взяли машину…

– Теперь мне небезопасно водить. Я сдал водительские права, чтобы не испытывать искушения. Приступы обычно случаются внезапно.

– Судороги бывают?

– Несколько раз, ничего страшного. Не подряд.

– Мы можем чем-нибудь помочь? Приглушить свет, вести себя потише, проветрить помещение, изменить температуру?

Старик тихо хихикает – это совсем не тот идущий из глубин живота смех, которого можно ожидать. Иан исторгает из себя раскатистый смех каждый декабрь, когда в образе Санты развозит вместе с полицейскими детские игрушки и навещает больницы. В остальное время он издает лишь низкий сухой грубоватый звук, будто кто-то скребет тротуар.

– Элиза Стерлинг, ты просто чудо.

Авторучка замирает над бумагой. Через секунду откладываю ее и поворачиваюсь к детективу.

– Прошу прощения?

– У меня есть солнечные очки, которые я надеваю, когда свет начинает раздражать, – продолжает старик, не поясняя, однако, свою предыдущую фразу. – Запахи докучают, только если я уже болен. Что до температуры… я родился и вырос во Флориде; любое непрожаривающееся помещение для меня все равно что с кондиционером. Стараюсь избегать жары, насколько возможно. Вот и всё.

– Вы говорили лечащему врачу, что едете сюда?

Иан качает головой.

– Я сам до сегодняшнего утра не был уверен, поеду или нет. Завтра Конни сообщит ему.

– Дайте угадаю: сообщит, когда позвонит, чтобы перенести следующий визит?

Он снова хихикает, что по сути означает «да».

– Почему вы не рассказали Брэну?

Его улыбка скорее не увядает, а меняется, становясь малозаметной, теплой и отчасти гордой. А также грустной. Очень грустной.

– Мне следовало сообщить ему сразу, как только мы узнали, – признаёт Иан. – Но мы обсуждали терапию – стоит ее принимать или нет и чреват ли отказ немедленным переводом в богадельню. Я твердо сказал себе, что поговорю с Брэном, как только определимся. Как только будем знать точно. А потом наступил октябрь…

Он опускает взгляд, рассматривая свои ладони: широкие, сильные, с широкими из-за возраста и постоянного труда суставами.

– Элиза, будь у меня выбор, я не рассказал бы ему сейчас. Выждал бы несколько недель, пока не пройдет этот месяц.

– Но Бруклин пропала…

– Я бы выждал, – повторяет Иан. – Но жизнь любит насмехаться над нашими планами.

– Иногда это так. Вы забронировали номер в отеле по прилете или вам нужно где-то остановиться?

– Приглашаешь?

– Не вздумай, Иан. – Брэн появляется в дверях. Он все еще бледен, челюсть подергивается от напряжения, однако он вернулся, причем раньше, чем я ожидала. – Утонешь в рюшечках и оборочках.

– Однако каким-то образом вы все выжили, – парирую я.

– Это как оказаться внутри пузырька с «Пепто-бисмолом» [41] Слабительное в виде сиропа розового цвета. , – продолжает Эддисон, делая вид, что игнорирует меня. – Все такое розовое, нежное, руками не трогать…

– Клевета и ложь.

Улыбка Иана ширится. Его взгляд мечется между нами, словно теннисный мячик.

– Ее стол идеально сервирован, даже когда никто не собирается есть.

– В отличие от твоего стола, который только что спасли из мусорной кучи?

– Эй, его мне подарила Прия.

– Кто-то должен был это сделать: стол – единственное светлое пятно в твоем доме.

Иан со смехом прислоняется к столу.

– Его дом что, весь черный, кроме зеркал, как прошлая квартира?

– Что-нибудь покрасить означает что-нибудь менять в Доме, – с ухмылкой отвечаю я. – Пока в нормальном состоянии только одна спальня и гостиная.

– По-прежнему?

Брэн вспыхивает и бормочет что-то нечленораздельное, затем откашливается.

– У Вика есть комната для гостей с кроватью, отдельным входом и ванной. Он предлагает разместиться там. Гостиная и кухня несколько многолюдны, потому что в доме полно девушек, зато в твоем распоряжении личная ванная.

– Мне казалось, все девушки далеко, в колледже? – спрашивает Иан.

– Это так. Инара, Виктория-Блисс и Прия приехали сегодня.

Вот дерьмо. Совсем забыла, что они собирались приехать. Обычно Инара и Виктория-Блисс – выжившие жертвы Садовника, социопата, который пытался сделать их такими же красивыми и недолговечными, как бабочки, – проводят Хеллоуин и, следовательно, годовщину взрыва, после которого воцарился безумный хаос, вместе с Кили. Ее похищение и изнасилование стали началом бурного завершения дела Садовника, и все выжившие стараются оберегать ее, причем Инара – больше всех. Прия не имеет никакого отношения к делу «бабочек», не считая того, что через Эддисона и его команду подружилась с Инарой и Викторией-Блисс.

Однако в этом году Кили Рудольф стала первокурсницей Стэнфордского университета. Хотя девушки с удовольствием потащились бы ради нее в Калифорнию, она попросила их не делать этого, заявив, что готова к самостоятельной жизни. Не сомневаюсь, что на следующие несколько дней подружки прилипнут к телефонам и станут как сумасшедшие строчить ей сообщения, однако то, что она так считает, – хороший знак. Учитывая нежный возраст и публичную огласку тяжкой участи, Кили стала жертвой дважды: сначала – Садовника, а затем – мнения всех остальных. Между тем девушки получили на работе недельный отпуск и решили провести его здесь, а Прия присоединилась к ним. Они живут и работают в Нью-Йорке, а Прия – то в их квартире, то в своем, общем с матерью доме в Париже. Так что все трое часто гостят у Вика.

Некоторые семьи рушатся из-за трагедии, а некоторые и без. В любом случае Инаре и Виктории-Блисс было некуда возвращаться, так что команда их удочерила. Каким-то образом сочетание теплоты и сострадания Вика, понимания и бесконечной доброты Мерседес, колючести и защитного инстинкта Брэна позволило девушкам чувствовать себя как дома. Будет приятно повидать подружек, несмотря на то что сейчас творится.

Хановериан прокашливается, чтобы привлечь внимание – он стоит в дверном проеме с парой туфель в руке. Озадаченно смотрим на него, затем на туфли, затем на мои разутые ноги и опять на него.

– Упс.

– Ты оставила их в моем кабинете – наверное, еще пригодятся, когда будешь выходить отсюда, – спокойно говорит Вик, подходя ближе и ставя обувь у моих ног. – Пожалуй, нам всем лучше уйти, – продолжает он, выпрямившись в полный рост. – Иан, если вы предпочитаете остановиться у Эддисона или Элизы, не обижусь, но предложение в силе. А мои жена и мать просто обожают готовить и кормить гостей.

Иан рассеянно процеживает пальцами бороду и оценивающе смотрит на Брэна.