Питер Бенчли - Челюсти [litres]

Броуди знал, что его намерение сообщить в газете о нападении акулы вызовет мощное противодействие. Как и другие города, Эмити до сих пор ощущал на себе последствия всеобщего экономического спада. И пока наступающее лето не обещало ничего хорошего. Съемщиков набиралось вроде бы больше, чем в прошлом году, но добротными, полноценными арендаторами их было назвать трудно. В основном дома снимали группами по десять-пятнадцать человек. Они приезжали сюда из города и делили аренду на всех. Как минимум с десяток, а то и больше, домов на самом берегу стоимостью от семи до десяти тысяч долларов за сезон и еще больше – стоимостью пять тысяч – так и не были сданы. Сенсационный репортаж о нападении акулы мог такое и без того унылое положение превратить в катастрофу.

И все же Броуди считал, что один такой несчастный случай в середине июня, когда Эмити еще не захлестнули толпы курортников, быстро забудется. Естественно, один несчастный случай наделает куда меньше шуму, чем два или три. Акула, вполне возможно, уже уплыла, но Броуди все же не хотел рисковать жизнью людей. Вероятность нового нападения, скорее всего, ничтожна, но ставки – невероятно высоки…

Он набрал номер Медоуза.

– Привет, Гарри, – сказал он. – Ты как, свободен? Пообедаем вместе?

– Как раз ждал твоего звонка, – ответил Медоуз. – Конечно. У тебя или у меня?

Броуди вдруг решил, что зря позвонил в обеденное время. В желудке у него до сих пор бурлило, и сама мысль о еде вызывала тошноту. Он бросил взгляд на настенный календарь. Четверг. Как все их друзья со скромным достатком, Броуди всегда рассчитывали на специальные предложения в супермаркете. В понедельник они покупали по скидкам курицу, во вторник – баранину, ну и так всю неделю. Элен отмечала покупку в своем списке и на следующую неделю заменяла чем-нибудь другим. Единственным разнообразием в их меню были луфарь и окунь – да и то, если какой-нибудь знакомый рыбак отдавал излишек своего улова. В четверг по сниженной цене шел рубленый бифштекс. Но рубленого мяса сегодня Броуди видел больше чем достаточно.

– У тебя, – ответил Броуди. – Почему бы, кстати, не заказать из ресторанчика? Поедим в твоем кабинете.

– Отлично, – сказал Медоуз. – Что будешь? Я закажу.

– Наверное, салат с яйцом и стакан молока. Я скоро.

Броуди позвонил Эллен и сказал, что обедать домой не приедет.

Гарри Медоуз был очень тучным человеком, для которого даже вздох требовал немалых усилий, отчего на лбу выступали капельки пота. Ему было под пятьдесят, ел он очень много, коптил дешевыми сигарами, пил бурбон и, по словам лечащего врача, в западном мире был первым претендентом на обширный инфаркт миокарда.

Когда вошел Броуди, Медоуз стоял позади своего стола и махал полотенцем, отгоняя сигарный дым в сторону открытого окна.

– Судя по заказу, ты решил поберечь свой желудок, – заметил он. – Вот я и пытаюсь проветрить кабинет от аромата «Белой совы» [7] Марка сигар. .

– Что ж, спасибо, – кивнул Броуди, окидывая взглядом маленькую комнату в поисках места, где можно было бы присесть.

– Сбрось хлам со стула, – сказал Медоуз. – Это кипа с госотчетами. Из округа, из штата, от автодорожной комиссии и комиссии по водоснабжению. Небось, обходятся в миллион долларов, не меньше, а вот с точки зрения информации… так, дерьмо.

Броуди собрал кипу бумаг и переложил на батарею. Потом подтащил стул поближе к столу Медоуза и сел.

Медоуз пошарил в большом бумажном пакете, вытащил оттуда молоко и завернутый в целлофан сандвич и передал все Броуди. Потом стал извлекать собственный обед. Это были четыре отдельных свертка; развернув их, он, как ювелир, выставляющий напоказ редкие драгоценности, принялся бережно раскладывать перед собой фрикадельки в томатном соусе, жареный картофель, маринованный огурец величиной с маленький кабачок и четверть лимонного пирога. Из расположенного за спиной небольшого холодильника он вытащил большую банку пива.

– Замечательно, – сказал он, оглядев стол с разложенной на нем едой.

– Восхитительно, – сказал Броуди, глотая кислую отрыжку. – До очертения. Я уже тысячу раз обедал с тобой, Гарри, но все-таки никак не привыкну к такому зрелищу.

– Просто пойми: у каждого свои маленькие слабости, дружище, – поучительно проговорил Медоуз, хватая сандвич. – Кто-то пялится на чужих жен. Кто-то упивается до потери пульса. Я же утешаю себя пищей.

– Вот утешение получит бедняжка Дороти, когда твое сердце скажет: все, с меня довольно! Конец пирушке! Адьос!

– Ну, мы вообще-то обсуждали это с Дороти, – ответил Медоуз, уже порядком набив себе рот хлебом и мясом, – и сошлись на том, что одно из немногих преимуществ человека над животными в том, что он сам волен выбрать, как и от чего умереть. Еда, наверное, в итоге убьет меня, но ведь именно она-то и доставляет мне такое удовольствие. К тому же уж лучше умереть вот так, чем в пасти акулы. Уверен, ты согласишься со мной – особенно после того, что произошло нынче утром.

Броуди как раз собирался проглотить кусок сандвича с яйцом и едва не поперхнулся.

– Слушай, не надо! Только не сейчас, – почти взмолился он.

Какое-то время они ели молча. Броуди покончил с сандвичем, выпил молоко, скомкал бумагу и запихнул ее в пластмассовый стаканчик. Потом, откинувшись назад, закурил сигарету. Медоуз все еще ел. Броуди знал, что этому субъекту аппетит ничем не испортишь. Он вспомнил, как однажды Медоуз, приехав на место жуткой автомобильной катастрофы – с трупами и кровью, – расспрашивая полицейских и уцелевших в аварии, сосал фруктовое мороженое.

– Что касается гибели этой… мисс Уоткинс, – начал Броуди, – у меня появились кое-какие соображения, и мне хотелось бы ими с тобой поделиться. – Медоуз кивнул. – Во-первых, о причине смерти. Мне кажется, здесь двух мнений быть не может. Я уже поговорил с Сантосом и…

– Я тоже.

– Ну, значит, ты в курсе, что он думает. Это нападение акулы. Яснее некуда. Если бы ты видел тело, то сказал бы то же самое. Здесь просто не может…

– Я видел тело.

Броуди был потрясен. В основном потому, что человек, видевший такое месиво, попросту не может вот так преспокойно сидеть и слизывать с пальцев лимонную начинку!

– Так ты согласен?

– Да. Я согласен, ее убила акула. Но есть ряд вещей, в которых я не до конца уверен.

– То есть?

– Ну, например, почему она поперлась купаться в такое время? Знаешь, какая была температура воздуха около полуночи? Шестьдесят градусов по Фаренгейту. А температура воды? Около пятидесяти. Надо совсем не дружить с головой, чтобы купаться в таких условиях.

– Или напиться, – заметил Броуди.

– Возможно. Хотя, пожалуй, ты прав. Я тут навел кое-какие справки. Футы не связываются с марихуаной и прочим зельем. Меня беспокоит другое.