Нуала Эллвуд - Тайны моей сестры [litres]

Я смотрю мимо Шоу на щербатую стену. Вспоминаю, как мы сидели на улице у винного бара в Виктории. Прошло три года с нашей первой встречи, прежде чем мы наконец сошлись. Он приехал в Лондон на конференцию, и мы столкнулись на улице. Он пригласил меня выпить, и все закрутилось. Помню, как сияли его бледно-голубые глаза, когда он говорил мне, что хочет сделать, когда мы вернемся ко мне в квартиру. Слышу, как он шепчет «тебя всю, до последней клеточки»; ласково произнося каждое слово своим низким голосом, как берет мою ладонь и поглаживает сухую кожу.

– Вы знали, что он женат, когда начали с ним встречаться?

Голос Шоу возвращает меня к реальности. Взглянув на нее, я замечаю блеск золота на безымянном пальце левой руки, и ручка в ее ладони вдруг прекращается в оружие.

– Да, знала.

– И это вас не тревожило?

Ее голос становится тверже. Не нужно ее злить. Нельзя говорить ей, что я думаю о браке: я не хотела для себя такой же участи, которая постигла моих родителей; мне хватало простого осознания, что Крис всегда ко мне вернется и что меня он любит больше, чем жену. Хотя сейчас я понимаю, что это неправда. Поэтому я говорю ей то, что она хочет услышать:

– Конечно, тревожило.

– Что вы почувствовали, когда узнали? О беременности?

– Сначала потрясение, – отвечаю я. – Я не ожидала. Но постепенно я свыклась с этой мыслью. Хотя, возможно, это все из-за гормонов.

Шоу кивает и смотрит в блокнот. Уверена, она меня ненавидит. Я – «другая женщина», каких порядочные женщины, как она, видят в кошмарах. Но сейчас я бы все отдала, лишь бы оказаться на ее месте, вести спокойную, размеренную жизнь вместе с мужем и семьей. Сидя в ожидании следующего вопроса, я физически ощущаю собственное одиночество.

– Вы говорите, что запланировали ту встречу специально, чтобы сказать Крису о ребенке?

– Да.

Пока я жду продолжения разговора, воспоминание о его губах на моей коже, когда он встал из-за стола меня поприветствовать, прожигает насквозь.

– Но он решил закончить ваши отношения прежде, чем вы успели ему рассказать?

– Да.

– Он назвал причину?

– Его жена увидела сообщение, – говорю я. – Заставила все ей рассказать, что он и сделал.

Мой голос срывается на хрип. Все мои мысли только о Крисе. Я чувствую его древесный одеколон, вижу, как его глаза сужаются, после чего он наклоняется ко мне, берет меня за руку и говорит: Хелен. Она все знает .

Я сразу поняла, что это конец. Выбирая между верной женой и ветреной любовницей, он всегда бы выбрал жену; у меня просто не было шансов.

– Он решил со мной расстаться. Дать их браку второй шанс.

– Вы, наверное, были шокированы, – пристально глядя на меня, говорит Шоу.

– Если честно, я ничего не почувствовала, – возражаю я.

И это правда. Я словно оцепенела. Говорят, последствия эмоциональных потрясений дают о себе знать через долгое время после события, и, слушая его, я улыбалась. Господи, я даже с ним соглашалась. Не выбежала, хлопнув дверью, из ресторана, не плеснула ему в лицо бокал вина, не назвала его ублюдком – я просто сидела, ела ризотто и говорила ему, что да, все к лучшему.

– Почему вы не сказали ему о ребенке? – спрашивает Шоу.

– Не смогла.

Оглядываясь назад, я понимаю, что была убита горем. Да, я могла сказать ему о ребенке, но это было бы неправильно, нечестно. Я ему не нужна. И наш ребенок тоже.

– И что вы делали потом?

Что-то мне подсказывает, что она знает ответ.

– Пошла в мой любимый клуб на Грик-стрит.

– Это там вы напились?

– Да.

– Сколько вы выпили?

– Пару бокалов вина. Но до этого я не пила… довольно долго.

Мгновение мы смотрим друг на друга – доктор и пациент, – смотрим, осознавая всю серьезность моих слов, не говоря уже о таких важных вещах, как дети, врожденные пороки и пределы допустимого.

– И после этого вы вернулись в офис и сорвались на Рэйчел Хэдли?

– Да, – говорю я. – Теперь понимаете?

Шоу не отвечает.

– Сколько времени вы пролежали в больнице?

– Всего одну ночь, – говорю я. – К утру кровотечение остановилось, а к обеду выяснилось, что в отделении не хватает коек. Поэтому мне выписали сильное обезболивающее и отправили домой.

– А что было дальше?

– Я пошла домой. Хотела подумать.

– Но по пути зашли в кафе «Звезда»?

– Да, – отвечаю я. – Хотя я не вполне осознавала, куда иду. Мне просто хотелось подумать.

– Когда полицейские закончили вас допрашивать, вы пошли домой?

– Да.

Я вспоминаю тот вечер. Поднимаясь по лестнице, я чувствовала больничный запах, пропитавший мой холщовый рюкзак. В больнице и полицейской камере пахнет одинаково – смесью хлорки и отчаяния. Когда я открыла дверь в квартиру, зазвонил телефон. Грэм спрашивал, получила ли я план маршрута. Я сделала вид, что все в порядке, и виду не показала, что мой мир только что рухнул. Сказав, что встречусь с ним утром, я свернулась в клубок на кровати и плакала, пока не заснула.

– На следующий день я полетела в Сирию, – поднимаю я взгляд на Шоу. – С Грэмом, моим фотографом.

Она ошарашена.

– На следующий день? – восклицает она. – Когда у вас только что случился выкидыш?

– Женщины теряют детей каждый день, доктор Шоу, – говорю я ей. – Это моя работа. Мне нужно было ехать – люди на меня рассчитывали.

– Кто на вас рассчитывал?

– Утром того дня, когда произошел выкидыш, мне пришло сообщение от близкого друга, которого я знаю вот уже много лет, – говорю я. – Он переводчик, и он сказал мне, что в Алеппо творится нечто ужасное. Мне нужно было вернуться и выяснить, что происходит. Не вернись я туда, я бы себе этого не простила.

– Выходит, помимо переводчика сирийскую границу вы собирались пересекать вдвоем с фотографом?

– Да.

– Вас это не беспокоило?

– Нет. Мы уже делали так много-много раз. У Грэма за плечами был большой опыт, и до этого мы много лет работали вместе.

– А Крис? Вы сказали ему, что уезжаете?

– Нет, Крису я ничего не сказала. Зачем? Между нами все кончено.

– А как бы вы описали ваше психическое состояние на тот момент?

– Мое психическое состояние?

– Что вы чувствовали? – поясняет она. – Счастье, страх, волнение?

Я мотаю головой.

– Я не чувствовала ничего, доктор Шоу, – отвечаю я. – Ровным счетом ничего.

Пятница, 17 апреля 2015 года

Сидя за столом на маминой кухне, я наблюдаю, как Пол готовит обед. Я решила не говорить ему о том, что случилось прошлой ночью. Какая-то часть меня до сих пор не верит, что все произошло на самом деле. Однако земля, которую я обнаружила на кухонном полу сегодня утром, подсказывает, что это правда. Даже сейчас, сидя на кухне, я ощущаю запах кровавого сна: едва слышный шепот смерти.

– Я тут сохранил список наиболее удачных вариантов, чтобы ты взглянула, – говорит Пол; с покрывшимся испариной лицом он стоит над чаном кипящего супа и орудует сверкающим хромированным блендером. Судя по всему, он отпросился с работы на утро и решил провести его со мной, обсуждая мебель и сантехнику для ванной. Не самое веселое времяпрепровождение, как по мне, но он считает, что новая ванная придется очень кстати, когда мамин дом выставят на продажу.