Владимир Колычев - Вечность и еще два дня

Возможно, так оно и было. Пока сыпал снег, Полина не могла видеть дымок над баней. И Дружок в будке прятался, не чуял.

— Ты откуда такой взялся? — спросила она, разглядывая этого мужичка.

Страх его ушел, а глаза как были, так и оставались большими. Интересные глаза, глубокие, как серое ненастное небо. И ноздри от природы широкие, мясистые, а переносица тонкая, черты лица мелкие. Костюм добротный, хорошо утепленный, на ногах меховые унты. На верхнем полке лежал раскатанный спальный мешок, чуть пониже стоял рюкзак.

— Да вот заблудился, — ответил мужик, настороженно глядя на открытую дверь за спиной у Полины.

— Охотник ты, да?

— Думал, что охочусь, — сказал он.

— А не думал что?

— Не думал, что охотятся за мной.

— Кто охотится?

— Леший. Замело, закрутило. Смотрю, банька.

— Банька за оградой стояла. Замок где? Ты его прикладом сбил, да?

— Он где-то в снегу валяется. Ты уж извини, хозяйка.

— А в дом чего не постучал?

— Так не видно было дома. Да мне и здесь хорошо, — проговорил охотник.

— Хорошо-то хорошо. Домой чего не идешь?

— Да мне сейчас нельзя. Можно я тут у вас пару деньков перекантуюсь? Сухпай у меня есть. — Он шлепнул ладонью по рюкзаку, а затем кивком показал на печь. — Мне бы еще огоньку.

— Случилось что?

Полину тянуло домой, пора было глянуть на сына. Может, Антошка там уже слезы все выплакал, а она тут лясы точит непонятно с кем?

— Может, и случилось, но это чисто мои проблемы, — произнес мужчина и поморщился. — Зачем я буду впутывать вас в свои дела? Ты мне кров дай на пару дней. Я и заплатить могу!

Он полез в карман, но Полина его осадила. Это летом она могла послать любого бродягу куда подальше, а зимой обидеть путника — грех. Если он, конечно, не беглый каторжник. Этот тип на уголовника был похож меньше всего, запуганный, затравленный. И все же за ним неплохо было бы понаблюдать, прежде чем звать в дом.

— Платить не надо, а топить можно, — сказала Полина. — Где дрова, ты знаешь.

— Да, узнал уже.

Полина сходила в дом, переодела и накормила сына, вернула его в манеж и снова отправилась в баню. Из трубы уже вовсю валил дым, вкусно пахло сгорающей березой. Дружок с воинственным видом увязался за ней, но Полина за дверь его не впустила и с гостем знакомить не стала, чтобы этот охотник не чувствовал себя здесь как дома.

Мужчина сидел перед печкой на корточках, завороженно смотрел на огонь.

— Хорошая у вас банька, — сказал он, положив руку на холодные камни.

— Не жалуюсь.

— А меня Кирилл зовут.

Полина кивнула, назвалась, но брови так и не распрямила.

— Да ты не бойся, не обижу, — заявил он.

— Надеюсь.

— А если вдруг кто-то придет, будет меня спрашивать, не говори, что я здесь.

— Кто может спрашивать?

— Ну, люди… — Кирилл отвел глаза в сторону.

— Какие люди?

— Для тебя неопасные. Ты просто про меня ничего им не говори. Участковому можешь сказать. Хотя нет, не надо. Его можно купить.

— Наш участковый — честный человек.

Дядю Лешу она знала с детства. Как был он пятнадцать лет назад капитаном, так им и остался. Люди уважали его за справедливость, ценили за профессионализм.

— Значит, его можно купить за большие деньги. А у этих людей они есть.

— Ты меня пугаешь! — Полина разволновалась.

— Я же говорю, тебе бояться нечего. Если будешь держать язык за зубами.

Огонь в печи разгорался все сильней, камни нагревались, в бане становилось теплей.

— Я тебе покушать принесу, — сказала Полина.

Дома она открыла банку с утиной тушенкой, пожарила картошки. Как мужчина Кирилл ее не волновал, но с ним было интересно. Да и любопытство разыгралось. Ей хотелось знать, кто именно угрожает ему и насколько все это серьезно.

Она принесла только поесть, но Кирилл еще и выпил. Фляжка у него с водкой была, и не плоская, карманная, а настоящая, армейская. Кирилл угощал ее, но Полина отказалась, более того, попросила его не налегать. Мало ли, вдруг он от водки дурным становится?

— Да я не могу много… — проговорил он, уминая за обе щеки картошку с утятиной. — Пью, пока норма не включится, а потом все, больше не лезет. Если только через шланг вливать, да и то назад проситься будет.

— Это хорошо, когда норма есть, — сказала Полина.

Вадим тоже никогда не напивался в хлам, а вот она однажды дала лишку и едва не уступила Мише. Хорошо, что Вадим вовремя появился. Или плохо?

— А вот дружок мой один нормы не знает. Нажрался однажды… — Он не договорил, отчаянно махнул рукой и прямо из фляжки сделал несколько глотков. — Лучше об этом не говорить.

— И не надо.

Полина вернулась в дом, покормила сына, уложила его спать, опять прошла в баню. К тому времени Кирилл и поужинать успел, и фляжку свою осушить. Мышцы лица расслабились, нос покраснел, взгляд осоловел.

— Может, у тебя есть еще немного? — спросил он, грустно глядя на Полину.

— На сегодня с тебя уже хватит. Завтра налью.

— Ну и ладно. Женщина ты хорошая. Ребенок у тебя, да?

— Ребенок. Без года четыре месяца, — ответила она.

— Без мужа растишь?

— Это тебя не касается.

— Ну почему же? Может, я еще сватов к тебе зашлю. Если выживу.

— А можешь не выжить?

Кирилл недовольно глянул на нее и вдруг выдал:

— Гера человека убил! На моих глазах! Ваньку Жарникова! Тот что-то не так сказал, а он взял его и убил.

— Ты все это видел?

— Да не только я. Генка Пономарь видел и Костя Мулевич, которого потом машина сбила. На прошлой неделе хоронили. Я думал, случайность. Гера меня на охоту позвал, а я, дурак, согласился. Идем вдоль озера, Гера у меня все время сзади. Я чувствую, что-то тут не так. Потом бац, а почему, думаю, Костя погиб? Уж не потому ли?.. Смотрю, Герман в меня целится. Ну, я не будь дураком… Может, нальешь все-таки? А то страшно мне. — Кирилл чуть не умоляюще глянул на нее.

— Ну, если только чуть-чуть.

Страшно стало и Полине. Убийство — дело нешуточное, а если свидетелей еще и устраняют… Вдруг этот Гера приедет к ней, начнет спрашивать и все поймет? Она-то ничего не видела, но правду знает, даже может сказать, кто свидетель. Генка Пономарь какой-то. Ей и самой захотелось выпить, но принесла она только Кириллу. Он добавил, еще больше захмелел и стал укладываться спать.

— Ты извини, подруга, я приставать к тебе не буду, — проговорил Кирилл, едва ворочая языком. — Спать хочу.

— Спокойной ночи, — сказала Полина, открывая дверь.

— Может, я к тебе домой приду? Тихонько-тихонько.

— Даже не думай. Я не шучу.

Кирилл в дом ломиться не стал. Полина спокойно легла спать, а ночью ее разбудил Антошка, расплакался. Она дала сыну грудь, но это успокоило его ненадолго. Он плакал как младенец, а на нее смотрел глазами взрослого человека. В них боль и страх остаться без матери.