Павел Воронин - Триггер. Как далеко ты можешь зайти?

— Зато это очень приятно. А злишься ты потому, что я попал. Ты и правда ревнуешь меня к маме.

— У всех, кто рано лишился матери, существует определенная фиксация на материнском образе, — сообщил отец. — В каком-то смысле им кажется, что мир вращался вокруг них с мамой. Но это не так. Да, я любил ее. Было тяжело, когда ее не стало. Но сейчас… Сейчас все прошло.

— И ты больше ничего не испытываешь?

— Тебе это будет неприятно слышать, но нет. Наверное, нет.

Артем удовлетворенно кивнул, будто только этого и ждал. Он встал и принялся устраивать в квартире что-то вроде обыска — открывал ящики шкафов и выбрасывал их содержимое на пол.

— Что ты делаешь? — воскликнул Александр Андреевич.

Артем не отвечал. Теперь он перешел к книжным полкам, сбрасывал на пол книги. Спросил:

— Где они? Где ты их прячешь?

— Хватит! — закричал отец. — Ты хотел меня разозлить? Отлично, я злюсь. Теперь что? Что тебе надо?

И тут Артем наконец нашел, что искал. Это был альбом с семейными фотографиями. Он открыл его, достал фотографию матери и протянул отцу.

— Рви!

— Что?!

— Рви! — кричал сын. — Быстро! Чего тебе стоит? Тебе же плевать! Ну?!

Александр Андреевич стоял с фотографией в руках, не зная, что делать.

— Разорви ее! Давай! — настаивал сын.

— Я… я не хочу… — пробормотал отец. — Зачем?

— А зачем они вообще нужны? Это же просто фотографии. Ты никого больше не любишь, пап. Так давай, избавься от них! Разорви — раз и навсегда! Докажи, что я не прав! Ну!

Александр Андреевич посмотрел на фотографию жены. Закрыл глаза…

— Я помню, как это было, — сказал Артем. — Ты так же на кладбище стоял. Не мог смотреть. Просто стоял с закрытыми глазами. А потом с головой ушел в работу. Пытался найти хоть что-то, что могло заставить тебя держаться за жизнь без мамы. Ты продолжаешь ревновать, потому что в твоей голове она все еще жива. Ты боишься признать, что ее больше нет. Боишься об этом думать.

Александр Андреевич молчал. По его лицу катились слезы.

— И каждый раз, когда мы с тобой встречаемся, — продолжал Артем, — ты мучаешься, потому что видишь ее. Тебя бесит, что я есть, а ее нет. Тебе страшно меня видеть, потому что я напоминаю тебе о ней…

Следующая фраза далась Артему нелегко. Наконец он выдавил из себя признание:

— А мне — тебя…

Александр Андреевич некоторое время смотрел на сына. Потом шагнул к нему — и опустился на колени. Артем сделал то же самое. Он осторожно обнял отца и сказал:

— Не знаю, как твоя психологическая школа, пап, а моя говорит о том, что, по результатам анализа, мы с тобой являемся двумя идиотами.

Александр Андреевич слабо улыбнулся и добавил:

— Которые еще пытаются лечить других…

В то самое время, когда Александр Андреевич, подчиняясь требованию Леры, старался примириться с Артемом, сама Лера сидела в баре с Денисом. Она приняла его предложение — провести дружескую встречу и хорошенько набухаться, а при этом обсудить Артема. Обсуждение было в самом разгаре.

— Ты же знаешь, что его в Следственный комитет вызывали? — спросил Денис. — Они уже не считают его виновным.

— Я тоже не считаю, — сказала Лера. — Когда-то ненавидела сильнее всех на свете, а сейчас… Сейчас я сама не могу понять, чего хочу.

Денис развел руками:

— Даже не знаю, что посоветовать. Когда со мной такое происходит — я иду к Артему исповедоваться.

— Этот вариант мне уже не подходит, — грустно констатировала она.

— Я его давно знаю, — продолжал Денис. — Тут в чем проблема. Артем сам — очень замкнутый парень. Поэтому он старается окружить себя открытыми людьми. Как Матвей, как я. И не любит таких же закрытых и мутных, как он сам. Как его отец. Как ты…

— Спасибо за откровенность.

— Вот именно этим друг лучше любовника, — заметил он. — Если бы мы с тобой что-то мутили, в жизни бы такое не сказал.

— Я оценила.

— Не знаю, что у него дальше с Дашей будет, — размышлял Денис. — Может, поженятся и будут жить до конца дней. А может — завтра разбегутся. Но если тебе выпадет второй шанс… будь с ним попроще.

— Я многое скрывала от него, — сказала она. — И он это узнал. Сомневаюсь, что во мне есть что-то такое, что я могу ему открыть. Хотя… один свой грех я почти искупила.

— Какой?

— Заставила его отца помириться с ним.

— И каким же образом ты заставила?

— Самым действенным, — сказала она. — Шантажом.

— Не хочу даже знать, как ты это устроила, — сказал Денис. — Но если Артем узнает, ему явно не понравится.

Лера его почти не слушала. Она размышляла вслух:

— Больше я для него не могу ничего сделать…

— Самый лучший вариант — выложить все как есть, — поведал он. — Что называется: «Правду говорить легко и приятно». Я четыре года мучился с барышнями, пока Артем не рассказал правду обо мне. Это не так просто принять, но, когда получается… Все сразу становится проще.

— Может, ты и прав… — тихо произнесла Лера.

…В квартире Николая, помещенного на время следствия под домашний арест, раздался звонок. На пороге стояла мама, Софья Алексеевна, с тяжелой сумкой в руках.

— Мам, ты что, думаешь, что я тут голодаю? — воскликнул Николай. — Внизу ресторан есть приличный…

— Мне надо чем-то заниматься, Коль, — объяснила мать. — Хотя бы тебя кормить. После того как папы не стало… После того как Лёня…

Она не договорила — видно было, как ей тяжело. Николай бережно обнял ее, сказал:

— Не надо, мам. Давай мы с тобой действительно приготовим что-нибудь. Что тут у тебя — рыба?

— Да, рыба, — ответила мать. — Неси на кухню.

Николай понес сумку на кухню, а мать зачем-то прошла в комнату. Здесь она принялась осматривать полки шкафа, открыла ящик дивана… Вошедший в комнату Николай с удивлением наблюдал за этим обыском.

— Что ты ищешь? — спросил он.

— Где ты его держишь? — не отвечая, спросила мать.

— Кого? — У Николая был удивленный вид.

— Ты знаешь, — сказала мать. — Отдай мне.

— Ну, ты чего… — заныл Николай.

Мать повысила голос:

— Отдай, я сказала!

Николай вздохнул. Открыл шкаф, раздвинул одежду. Открылась дверца сейфа. Он набрал код, открыл дверцу и вынул пистолет. Однако отдавать его не спешил.

— Ну?! — возвысила голос Софья Алексеевна.

Николай нехотя протянул ей оружие. Взяв его, Софья Алексеевна сказала:

— Ты этого не сделаешь. Ты не такой, сынок. Ты не убийца!

— Эта тварь. — В голосе Николая была ненависть. — Он нашу семью уничтожил. Я такую мразь за всю жизнь не встречал. Он не должен жить, мам!

— Рано или поздно каждый ответит за свое, — сказала Софья Алексеевна.

…Матвей стоял в приемной, в которой и жил, и разглядывал себя в зеркале. А посмотреть было на что: он наконец постригся. Короткие волосы совершенно изменили его внешность, и Матвей никак не мог решить: лучше так стало или хуже.