Хелен Чандлер - Мера ее вины

— Ты можешь рассказать мне, что произошло? — спросила она. — Ты не обязана, но это может тебе помочь.

— В начале между нами все было нормально. Эдвард — ужасный человек, но, как оказалось, прекрасный актер. Сейчас ему нравится, когда я притворяюсь мертвой. Даже не знаю, стоит ли мне на это жаловаться… Это единственная часть нашей жизни, которая не является ложью.

— От этого ты, наверное, чувствуешь себя… — Рут пыталась подобрать правильные слова, — не как человек.

— Я чувствую себя так, как он хочет, чтобы я чувствовала. Я лежу лицом вниз. Он любит, чтобы я вытягивала руки вдоль тела. Он запрещает мне двигаться и издавать любые звуки. Сначала мне казалось, что это просто игра. Не знаю, что дернуло меня подыграть. Он заставлял меня притворяться спящей, потом забирался на меня. Он утверждал, что его возбуждает мысль о том, что он трахает меня, когда я сплю. Потом я попросила изменить позу так, чтобы я лежала на спине. Тогда он начал говорить, что, когда я лежу на животе, ему удобнее входить в меня. И я… просто приняла его условия. Знаешь, что хуже того, когда тебя трахают, а ты делаешь вид, что мертва? Это понимание, что тебя трахают так потому, что ты слишком глупа или слаба, чтобы все это остановить!

— Перестань, не суди себя так строго. То, о чем ты говоришь, является классическим описанием принципов принудительного контроля. Человека начинают контролировать, медленно и постоянно. Жертва постепенно теряет уверенность в себе и перестает чувствовать себя полноценным человеком. Как часто это происходит? — спросила Рут.

— Три раза в месяц. Может, четыре, если ему предлагают новый контракт, он получает хороший гонорар или выходят хорошие рецензии на его книги. Кажется, что его желание возрастает тогда, когда мое тело его совершенно не хочет. Ему нравится причинять мне боль. Такое впечатление, что он получает удовольствие от того, что мое тело его отвергает, а ему с силой приходится в меня входить. Иногда мне кажется, что он такой тяжелый и может меня задавить, а я не могу дышать. Я знаю, что он считает секунды, во время которых я не в состоянии сделать вдох. Мне кажется, я жива только потому, что мысль о моей смерти настолько возбуждает его, что он… кончает. — Мария замолкла и всхлипнула, издав такой звук, словно по ее горлу прошлись наждачной бумагой. — Каждый раз после того, как он заставляет меня изображать мертвую, я себя режу. Знаю, что это не выход. Даже не знаю, почему делаю это. Возможно, только для того, чтобы доказать самой себе, что все еще жива. Иногда, когда он взгромоздится на меня, вдавит в матрас и пыхтит, а я не должна издавать ни звука, мне кажется, что я действительно умерла и зависла где-то между жизнью и смертью, в каком-то аду для полуживых.

— Мария, я волнуюсь за тебя, — тихо сказала Рут. — Я переживаю, что ты можешь с собой сделать. Прости, я не хочу, чтобы мои слова звучали снисходительно, как будто я делаю тебе одолжение, но…

— Ты никогда не относилась ко мне снисходительно, — прошептала Мария, и в ее голосе Рут услышала дружеские, теплые нотки. — Я резала себя еще в то время, когда была подростком. Оказывается, если один раз этому научишься, то даже со временем сложно потерять квалификацию. Я знаю, как глубоко могу сделать надрез, понимаю свой порог боли и сколько крови могу выпустить. Я бы лучше тысячу раз порезала себя, чем позволила ему к себе прикоснуться.

— Я могу забрать тебя и увезти, — предложила Рут, которая почувствовала, что после признаний Марии она наконец может сделать ей такое предложение. — Скажи адрес. Все зашло слишком далеко. Ты должна с ним расстаться.

Рут знала, что действует слишком шаблонно. Жертвы насилия зачастую не принимают предложений о помощи, да и помощь, которую она была в состоянии предложить, вполне вероятно, могла не стать решением проблемы. Просто она принимала ситуацию Марии слишком близко к сердцу. В тоне и голосе Марии было что-то настолько зловещее, что преследовало Рут даже во сне. Иногда, когда она улавливала в ее тоне ощущение полнейшей безнадежности, Рут казалось, что она слышит голос, раздающийся с того света.

Доехав до банкомата, Рут снова начала волноваться и переживать по поводу ситуации с деньгами. Не то чтобы она переживала, что денег не хватит. Ее отец позаботился о том, чтобы его дочь ни в чем не нуждалась, и оставил ей на банковских счетах, в акциях и других вложениях достаточно денег на много десятилетий вперед. Проблема состояла только в том, что она не могла получить прямой доступ к этим средствам, а на том счете, которым регулярно пользовалась, денег уже почти не осталось. Списания со счета могут заметить. По крайней мере, сейчас Рут тратила гораздо больше, чем обычно. Она сняла пятьсот фунтов, положила деньги в кошелек и подумала о том, что в ближайшее время надо не забыть перевести на этот счет очередную сумму.

Когда Рут подъехала к входу в Центр помощи слабоумным и больным деменцией, то увидела, что на улице ее ждет одетая в зеленый халат сотрудница Центра, которая двинулась к ее машине еще до того, как Рут успела выключить мотор.

— Миссис Эдкок? — спросила сотрудница, как только та открыла дверь машины.

— Мисс Эдкок, — поправила ее Рут. — С моей матерью всё в порядке?

— Мы вам звонили, но вы не брали трубку, — произнесла женщина.

— С моей матерью всё в порядке? — спокойно, но настойчиво повторила Рут.

— Да, но нашей сестре пришлось дать ей успокоительное. Имел место небольшой инцидент, — промурлыкала женщина. — Проходите, и мы всё обсудим за чашкой чая.

— Раз уж вы вышли меня встречать, рассказывайте, в чем дело, — потребовала Рут.

— Мистер Баскинс хотел помочь вашей матери закончить собирать пазл, и тут произошло некоторое недоразумение. Ей не понравилось, что он взял одну из деталей ее пазла. — Женщина замолчала.

Рут набралась терпения.

— И что произошло потом? — спросила она.

— Потом ваша мать ударила его кулаком в лицо. С гораздо большей силой, чем мы могли предположить. Разбила ему губу. Было много крови. — Женщина снова запнулась. Рут поняла, что на этом история не заканчивается, и терпеливо ждала продолжения, — У мистера Баскинса от удара раскололся зуб, и его увезли в стоматологическую клинику.

— Понятно… — Рут тяжело вздохнула. — В каком состоянии моя мать?

— У нее нет никаких повреждений, — ответила сотрудница Центра.

— Я имела в виду эмоциональное состояние, — уточнила Рут. — Как она реагировала на это происшествие?

— Она сказала, чтобы мистер Баскинс встал в угол. После этого мы отвели ее в отдельную комнату и передали на руки медсестре. Очень сожалею, но мы больше не сможем предоставить ей место в нашей группе. Мне очень жаль…