Уильям Байер - Фотография из Люцерна [litres]

Молодой человек кивает, он держится крайне учтиво.

– Во-первых, спасибо, что пришли, очень вам признателен. Я попросил о встрече, поскольку узнал о вашем отъезде. Я и сам через месяц уезжаю – с момента нашей прошлой беседы ситуация изменилась. Мне наконец удалось разобраться с наследством отца, так что я получил свою долю и поправил дела. Скоро я уезжаю в Мюнхен, буду поступать в Академию искусств. А если начнется война, как многие думают, то лучше служить в немецкой, чем в австрийской армии.

Лу гадает, к чему он клонит. Молодой человек продолжает:

– То, что я с вами познакомился, – очень для меня важно. Мы беседовали всего три раза, однако наши встречи навсегда останутся в моей памяти. Я никогда не забуду ни вашу доброту, ни готовность слушать и давать советы. Я приготовил для вас прощальный подарок, маленький знак признательности.

– В этом нет никакой необходимости: что бы я ни дала вам, я ничего не ожидала взамен.

– Я понимаю. Позвольте сказать только одно: мой подарок хотя и скромен, он от чистого сердца. – Молодой человек протягивает папку. – Здесь рисунок. Пожалуйста, не смотрите, пока я не уйду. – У него взгляд человека, пытающегося скрыть сильные эмоции. – Вот и все. Я понимаю, что был безобразно настойчив, поэтому не смею более отнимать ваше время. Примите самую искреннюю признательность и уважение. И простите за все беспокойство, которое вам причинил. – Он встает и берет ее руку. – Прощайте, фрау Лу. Удачной дороги.

Он щелкает каблуками, кланяется и уходит. Лу провожает его взглядом.

Молодой человек пересекает парк и движется в сторону Альзер-штрассе, исчезая из вида. Хорошо, значит, слежки не будет. Лу поднимается и быстро идет на прощальную встречу с Фрейдом.

В доме Лу Саломе здоровается с супругой профессора, Мартой, и Анной – их восемнадцатилетней дочерью, с которой она не так давно подружилась. После первого приветственного тоста профессор приглашает ее в кабинет – они обсуждают несколько его последних идей и ее планы открыть психоаналитическую практику в Гёттингене. Во время беседы Лу спрашивает, помнит ли уважаемый профессор, как однажды посоветовал ей прислушаться к горячим просьбам и дать согласие на встречу с молодым человеком, который ее преследовал.

– А, уличный художник. Помню, конечно. Вы ведь виделись несколько раз?

– Да. Это было полезно, хотя временами он становился слишком фамильярным, и его приходилось приводить в чувство. Я встретилась с ним прямо перед приходом сюда – он хотел попрощаться, поблагодарить за советы и вручить подарок. – Она показывает Фрейду папку. – Он и сам в следующем месяце уезжает в Мюнхен: полагает, что война неизбежна, и предпочитает служить в немецкой армии.

Фрейд кивает:

– Я с ним согласен. Поворотный пункт в истории. Эта война унесет множество молодых жизней, а выжившие изменятся навсегда. Мне страшно за сыновей. – Он смотрит на папку. – Уже открывали?

– Пока нет.

– Так давайте взглянем.

Она развязывает тесемки и достает рисунок. Разглядывает – и передает Фрейду.

– Не могу поверить. Вы только посмотрите!

– Как интересно! Пародия на ту самую знаменитую фотографию.

Лу хочется напомнить профессору разговор, о котором ей рассказывал Тауск, – что члены психоаналитического кружка обсуждали ее персону и этот снимок, – но она сдерживается. В конце концов, это мой последний день здесь – незачем ставить учителя в неловкое положение.

Фрейд продолжает изучать рисунок.

– Я бы сказал, автор сначала скопировал снимок, а потом несколько видоизменил. Вы – это вы теперешняя. Не смешливая девчонка двадцати одного года, а прекрасная женщина средних лет. И меха – в точности как ваши. И еще он поменял атрибут: вместо того дурацкого прутика теперь у вас в руках настоящий хлыст. – Фрейд качает головой. – Прямо по учебнику психиатрии Краффт-Эббинга. Ваш юный почитатель представил вас в виде «Венеры в мехах» Захер-Мазоха или, может, вагнеровской героиней – чтобы показать, как истово он вас почитает. Это картина-искушение. Художник надеется, что роман с ним будет вам интересен, поэтому изобразил рядом себя. Своего рода попытка соблазнить – или, по крайней мере, оставить о себе память.

Лу все еще не отошла от потрясения.

– Да вы посмотрите! Он снял с Ницше сюртук и рубашку, и на его полуобнаженное тело прилепил свою собственную голову.

– Он ставит себя на место Ницше! Поразительно! Особенно учитывая вашу широко известную роль в его жизни.

– Я убеждала его найти средства для самовыражения, отойти от изображения внешнего и вскрыть самые сокровенные фантазии – но он зашел слишком далеко! Какая неслыханная наглость! Это оскорбительно!

Фрейд ласково говорит ей:

– Он принял ваш совет близко к сердцу. Очевидно, автор воспринимает вас как архетип властной женщины, а себя – вьючным животным, полуобнаженным и страшащимся ударов вашего хлыста. То, что он сделал пародию на знаменитый снимок с Ницше и Рэ, кажется мне очень интересным. Этим он себя совершенно бесстыдно выдал. Смотрите, на обратной стороне написано: «То, о чем я мечтаю» – инициалы и дата. Я бы сказал, что это любовное послание, Лу, выражение страсти. Если использовать термины психоанализа, это почти идеальное визуальное выражение трансфера отношений. Вы задели молодого человека на глубинном уровне. – Фрейд тепло улыбается. – Я всегда полагал, что из вас выйдет превосходный психоаналитик. А сейчас, посмотрев на рисунок, совершенно в этом уверен!

Лу берет рисунок, переворачивает и читает подпись – снова рассматривает изображение.

– Я очень признательна вам за такие слова, профессор. Однако согласитесь, это все-таки патология.

– Сначала старый снимок, потом личная встреча с вами. Тут тревожность молодого человека и его богатое воображение сплавились в единое целое. Я вижу здесь сильную фрустрацию и нежелание ее выразить. Передать вам такой рисунок – для автора это поступок, стоивший немалых усилий. И кое-что еще кажется мне очень любопытным.

– То, как он обошелся с Паулем Рэ?

– Именно. Он закрасил изображение Пауля, превратив его в силуэт. То есть сделал из конкурента призрачную фигуру. Здесь вообще много интересного. Если бы молодой человек был моим пациентом, я бы не пожалел нескольких сеансов, чтобы выявить все уровни подсознательного, которые он пытается выразить.

Лу убирает рисунок в папку, снова ее завязывает и кладет на пол. Они с Фрейдом заговаривают о другом: их обоих интересует различие между неизлечимой ненормальностью и поддающимися коррекции неврозами – оба сходятся на том, что ситуация в этих двух случаях разная. Самое лучшее, что можно сделать для пациента, страдающего глубоко укоренившимися перверсиями, например садомазохизмом, – помочь ему поладить со своей ненормальностью; тогда как пациента с неврозом можно закрепить в пограничном состоянии – что позволит ему вести вполне полноценную жизнь.