Луиза Дженсен - Свидание [litres]

– Я не про такую опасность. Вдруг ты вспомнишь.

– Так в том и суть.

Изо рта идет пар, я снова давлю на звонок, притопывая ногами, чтобы согреться.

– Что, если это совсем ужасно?

– Мы как-то пережили вчерашний вечер. Ей-богу, хуже, чем мне рисует воображение, быть не может.

– Да, но еще и деньги! Ты собираешься дать совершенно незнакомому человеку пятьсот фунтов, а какие шансы, что ты вообще есть на записи? Но даже пусть так. Дальше-то что?

Прежде чем я успеваю ответить, дверь распахивается, и я победоносно узнаю Карла, его рост и толщину, выпирающие мускулы и, несмотря на минусовые температуры, футболку без рукавов. Черные волосы прилизаны гелем.

Он медленно окидывает меня взглядом с головы до ног, задерживаясь на груди, и только потом смотрит в глаза. Я заливаюсь краской и плотнее запахиваю куртку.

– Пришла все-таки?

– Естественно, придурок… – бормочет Джулс, и я пихаю ее в бок.

Делаю шаг вперед, но Карл, вскинув брови, загораживает дорогу и протягивает ладонь.

Выуживаю из сумочки заранее приготовленные скатанные банкноты.

– Ты хорошо подумала? – шепчет Джулс. – По-моему, это деньги на ветер, Эли.

– По-моему, тут мое время – на ветер! – рычит Карл, и я поспешно сую ему в руку пятьсот фунтов.

– Тогда идем.

Не глядя, поспеваем ли мы, он разворачивается и проходит мимо широкой лестницы наверх, в бывший второй бар, который давно уже не работает. Посетителей часто не хватает и для бара на первом этаже.

Без специального освещения и смягчающего тумана алкоголя все вокруг кажется обшарпанным и ветхим. Двери туалета распахнуты и подперты, запах хлорки перебивает неистребимый запах мочи. Заходим с Джулс в главный зал и замираем. Какой он, оказывается, большой, когда нет танцующих.

Скучающая девица, энергично двигая челюстью со жвачкой, шуршит шваброй по полу. Черные корни волос переходят в нарочито блондинистое каре. Впервые замечаю, что пол паркетный. Неожиданно всплывает воспоминание. Мама с папой примостились на неудобных маленьких серых стульях в заднем ряду актового зала. Я, в старой простыне и с кухонным полотенцем на голове, изображаю на сцене волхва. Стараюсь не смотреть грозно на Мелани, которая играет Деву Марию. Она баюкает младенца Иисуса, он по-настоящему писает, если нажать на живот. Пухленький Бен вертится на папиных коленях, невпопад хлопая в ладоши, указывая на меня пальцем и пища мое имя, а Иосиф жалобно просит ночлега.

– Эли! – Джулс озабоченно касается моей руки, возвращая меня к действительности, где вместо звезд, согнутых из металлических вешалок и обмотанных дождиком, одиноко поворачивается зеркальный шар. – Ты что-то вспомнила?

Качаю головой. Не вспомнила. По крайней мере, не то.

Карл демонстративно глядит на часы, и я иду за ним, отрывая подошвы от липкого пола. Около кабинки в углу меня опять обвивает со всех сторон, словно плющ, неприятное чувство. Вспоминаю пульсирующий свет и грохот музыки.

В баре Карл бросает деньги девушке, сваливающей пустые бутылки в зеленую пластиковую сетку. Джулс морщится от звяканья стекла.

– Заплати поставщику наличными. Может, перестанет ныть, кретин, – велит Карл.

– А как… – произносит девица, однако Карл уже свернул налево в коридор.

Мы проходим аварийный выход, и меня начинает трясти. Не надо, пожалуйста. Отпусти. Я касаюсь щеки, думая, что пальцы нащупают влагу, но я не плачу, по крайней мере сейчас.

Протискиваемся в дверь с табличкой «Посторонним вход воспрещен» и спускаемся по серым бетонным ступенькам. Лодыжки кусает сквозняк, хотя окон здесь нет. Карл заходит в темную комнату, щелкает выключателем. Жужжание. Люминесцентная лампа на потолке оживает, и я моргаю от яркого света.

В «кабинете» нас всего трое, но уже не повернуться. Карл протискивается мимо, я неудобно прижимаюсь спиной к металлическому серо-голубому шкафу для документов, и все равно он меня задевает. Я морщусь и тут же стараюсь придать лицу спокойное выражение. Карл наклоняется над обшарпанным столом, у которого не хватает одного ящика, и вертит ручки маленького телевизора. Тот начинает трещать, появляются помехи. Я отворачиваюсь от подмышки Карла. Запах пота и опасности. Чернильная кобра обвила бицепс, на предплечье – ревущий тигр, на запястье (очень трогательно) – имя «Шэрон» неровными буквами, «р» выше остальных. Интересно, женщина или дочь?

– Качество дерьмовое.

Он крутит ручку, и появляется смазанное изображение бара с датой прошлой субботы. Той самой.

Я опускаюсь в разодранное кресло из искусственной кожи, не заботясь о том, что оно в пятнах и что оранжевая набивка выпучивается в дыры, словно кишки. Может быть, сейчас я все выясню. Момент истины.

– Рабочих камер мало, – заявляет Карл.

Я не могу оторвать взгляд от бармена, который смешивает коктейли и льет пиво в кувшины. Один из них – для меня? Мне что-то подсыпали?

– Здесь запись – с самого открытия и до утра. Когда закончите, я наверху.

Вдвоем в комнате еще холоднее. Джулс берет чайник и взвешивает в руке, прикидывая, достаточно ли воды.

– Начинай без меня. Сделаю кофе.

– Как же я начну без тебя? – резко спрашиваю я. Глаза бегают по размытому изображению. Начинаю сомневаться, что даже Джулс меня здесь углядит. – Давай лучше кофе займусь я.

У кружек отбиты края, внутри желтизна, гармонирующая с никотиновыми пятнами на потолке. Выбираю две почище, игнорируя голые груди на одной и надпись «пошел на…» на другой, и насыпаю ложкой кофе.

– Держи. – Ставлю кружку на стол. – Пить не рекомендуется, но хотя бы руки погреть. – Сажусь в соседнее кресло и изучаю призрачные лица на экране. – Я тут есть?

– Нет. Теперь понимаю, как ты себя чувствуешь. – Джулс глядит на меня с состраданием. – Все совершенно одинаковые.

– Да, но я уже учусь замечать одежду, то, как человек говорит, манеру держаться. Бена, например, легко отличить по серебряным очкам. Ты всегда сильно жестикулируешь.

– Я? Неправда!

Многозначительно гляжу на руки, которые она прижала к груди при слове «я».

– Ладно, согласна…

Без естественного освещения полностью теряется ощущение времени. Позвоночник протестующе ноет, и я меняю позу. Джулс осоловело смотрит на экран. Посетители бара пританцовывают под одним им слышную песню, бармен наполняет стаканы. Мне вспоминаются черно-белые короткометражки с Лорелом и Харди, которые часто смотрел отец, – свет и тени, треск и тишина. Я сидела у него на коленях и всякий раз, как он трясся от смеха, тоже хихикала. Сейчас мне совсем не смешно. Погрузившись в воспоминания, я чуть не пропускаю самое главное.

– Джулс! – Подаюсь вперед. – Это я?

Бледная фигура в декольтированном платье, длинные светлые волосы блестят в свете ламп.