Сабин Дюран - Выслушай меня [litres]

Я долго готовилась, раздумывая, как лучше всего сказать то, что я собиралась сообщить Маркусу, но в решающий момент я растерялась. Слова, которые мы выбираем, бывают очень важны. Иногда они даже важнее, чем факты, которые они описывают.

– У меня была интрижка, – выдавила я, наконец. Фраза была плоской, невыразительной. Но в нашей ситуации она могла оказаться просто убийственной, смертельной, словно автоматная очередь.

Шли секунды. Маркус сидел неподвижно. Он молчал, но его губы едва заметно подрагивали.

– Я очень сожалею об этом, – добавила я.

– Была? – неуверенно поинтересовался Маркус. Под глазами у него резко обозначились мешки.

– Да, была. Все уже закончилось.

Муж принялся сосредоточенно покусывать нижнюю губу, словно хотел повредить ее. Через несколько секунд на ней в самом деле выступили капельки крови.

Внезапно Маркус резко встал.

– Посмотри на меня, – взмолилась я и протянула к мужу руку, но он отбросил ее и направился к выходу. Дойдя до двери и по-прежнему не глядя на меня, он спросил:

– С кем? Хотя нет, не говори мне. Нет, скажи. Нет, не надо.

С этими словами Маркус шагнул за порог и резко захлопнул за собой дверь.

Я кружил и кружил по улицам, пока наконец у меня не заболели ноги.

Вернувшись домой, я даже не стал пытаться лечь спать. Из-за того, что птицы начали петь совсем рано, уже в два часа ночи мне показалось, что наступает рассвет, и сонливость как рукой сняло. Я невольно пожалел пернатых, которых явно вводило в заблуждение уличное освещение. Усевшись за кухонный стол, я стал смотреть в окно, выходящее в сад. По крышам домов скользили тени облаков, подкрашенных в оранжевый цвет прячущимся где-то совсем близко за горизонтом солнцем. Ветви и листья деревьев колебал легкий ночной ветерок. Клумбы казались темными, словно озерца разлитой нефти.

Боль, вызванная признанием Тессы, оказалась настолько сильной и острой, что я просто не знал, что делать, и задыхался от нее. Я привык справляться с трудностями, но не в моих силах было обратить время вспять и предотвратить то, что случилось. Удар был слишком сильным, и я ничего не мог сделать, чтобы хоть как-то облегчить свое состояние, которое было невыносимым. В груди у меня бурлил гнев. Я испытывал сильнейшее желание закричать, избить кого-нибудь или, на худой конец, выместить свою ярость на каком-то неодушевленном предмете. Но я не мог сделать ни того, ни другого, ни третьего. Все, что я мог, – это просто сидеть на стуле за кухонным столом в нашем с Тессой доме. Потому что я любил мою жену.

В моей памяти стали всплывать эпизоды, связанные с ее отлучками. Ланч с некой приятельницей из бюро временного трудоустройства. Ее ужины с «подружками». Ситуации, когда, неожиданно вернувшись с работы, я не заставал ее дома. Значит ли это, что во всех этих случаях она проводила время с любовником? Интересно, а в те моменты, когда они с ним находились порознь, мечтала ли она о том, чтобы он был рядом с ней? Вспомнились мне и моменты, когда у Тессы был такой рассеянный и отсутствующий вид, словно она находилась не дома, а где-то совсем в другом месте, и случаи, когда я пытался склонить ее к сексу, но получал отказ. Я в таких случаях почему-то думал, что она стесняется своего тела после рождения Джоша. Но, оказывается, дело было совсем не в этом. Выходит, она была счастлива обнажаться только в его присутствии. И просто не хотела спать со мной.

Я не хотел знать, кто он, предпочитая оставаться в неведении по поводу того, как его зовут и как он выглядит. В какой-то момент мое воображение стало рисовать мне облик, но я усилием воли положил этому конец. Любую новую информацию, дополняющую ту, которая мне уже была известна, было бы крайне тяжело, или попросту невозможно, перенести. Все мои проблемы и неприятности на работе, весь страх и ненависть, которые я испытывал по отношению к Дэйву Джепсому, – все это было ничто в сравнении с той болью, которую причинило мне признание Тессы. Я даже выбросил из головы Дмитрия и его угрозы. Как только я начинал думать о неизвестном мужчине, с которым мне изменила моя жена, ревность принималась терзать меня так, что я просто не знал, что можно сделать, чтобы вытерпеть эти муки. Кроме того, в эти моменты я испытывал сильнейшее желание физической близости с женой, почти не уступающее по болезненности тем страданиям, которые причиняла мне ревность.

Мне было слышно, как жена ходит по дому где-то наверху – до меня доносилось легкое поскрипывание досок пола. Но я, решив, что будет лучше, если я останусь внизу, даже не подходил к лестнице, а безостановочно мерил шагами кухню, холл и гостиную. В какой-то момент, устав от этой бесконечной ходьбы, я рухнул на диван, чувствуя, как кровь буквально кипит в моих жилах от гнева. Впрочем, через какое-то время гнев сменился неконтролируемой паникой. Я называл себя идиотом, неудачником, потерпевшим полный крах. Что касается Тессы, то для нее у меня находились и более экспрессивные слова, среди которых «сука» было далеко не самым крепким. Она заслуживала всех неприятностей, которые ее ждали. А он? Думать о нем мне действительно не хотелось. Но Тесса, моя жена! Как она могла так поступить? В моей душе рождались эмоции, за которые мне было стыдно. Например, во мне вдруг взыграла ненависть к женщинам. Все они одинаковы, думал я. В какой-то момент я решил, что нужно отменить отпуск. Мне стало казаться, что наедине с женой я больше не смогу провести ни минуты. Да, Тесса заслуживала самого сурового наказания за то, что она натворила. Она предала не только меня, но и Джоша. Она разрушила нашу совместную жизнь. Я к ней больше не прикоснусь.

На следующий день по пути на работу я практически всю дорогу неотрывно смотрел в окно поезда, и в глаза мне почему-то бросался мусор, валяющийся на железнодорожном полотне, и рядом с ним – пластиковые пакеты, картонные упаковки от еды, рваная одежда и обувь. Во время одной из остановок на соседнем пути внезапно возник встречный поезд, который тоже затормозил и полностью закрыл мне обзор – если не считать человеческих лиц в окнах вагонов напротив. Какой-то мужчина с опухшими глазами посмотрел прямо на меня и, отойдя от окна, исчез. Заработал кондиционер, отчего весь корпус вагона завибрировал. Поезд снова тронулся.

Картина за окном стала еще более унылой, чем прежде. Мой взгляд то и дело натыкался на проржавевшие подъемные краны, какие-то дымовые трубы, разрытые траншеи… На электростанции в Бэттэрси шел ремонт, отчего окружающая местность явно не выиграла. Похожую картину я увидел и на вокзале Виктория, в полуразобранном здании которого стоял тяжкий гул. Вокруг здания рычали экскаваторы, и по всему было видно, что работы закончатся не скоро. Словом, везде царил хаос.