Валентина Назарова - Девушка с плеером

— Обувную?

— Да, этот славный город так называли годов до восьмидесятых, пока производство не перевели в Азию. Сейчас от былого великолепия осталась только одна фабрика, где шьют мужские туфли с вычурными названиями по тысяче фунтов за пару.

— Так вот откуда столько заколоченных окон!

— Какая наблюдательность, — с усмешкой кивнула она. — Я здесь родилась, поэтому уже даже не замечаю.

Небо над ратушей приобрело легкий пурпурный оттенок — близился вечер.

— Получается, ты ищешь ее, да? — после короткой паузы заговорила Ханна.

Я неопределенно пожала плечами. Пока я и сама не знала ответ на этот вопрос.

— Я только вчера нашла видео и сразу разместила в фейсбуке пост. Спасибо тебе, что откликнулась и согласилась поговорить со мной. Сама не знаю, что я хочу найти и отыщется ли хоть что‐нибудь, но мне кажется, я не случайно увидела запись. Кстати, как ты вышла на мой пост?

— Уже и не помню, попался в ленте вроде. Наверное, у нас с ней до сих пор есть общие друзья.

— Но вы… были лучшими подругами?

Ханна кивнула:

— И не только. Мы были соседками, вместе снимали жилье. — Она заправила волосы за ухо и вздохнула. — Я познакомилась с ней в пабе, мы обе там работали. Поначалу Джен меня страшно раздражала, а потом я привязалась к ней. Она была милой. И такой открытой — рассказывала мне все на свете. Мне кажется, никто не знал ее лучше меня.

Я изо всех сил пыталась заставить мозг работать. Надо спросить что‐нибудь важное, значимое. Я и без Ханны знала, что ты была милой. Ради этого не обязательно ехать в такую дыру.

— Ты говорила, у тебя остались какие‐то ее вещи?

— Да, остались. Они в машине. Отдам тебе по дороге на вокзал, зачем таскать их туда-сюда.

— Ханна… — Я глубоко вздохнула, набравшись решимости. — Как ты думаешь, что с ней могло случиться?

— Дорогая, я еще тогда сказала полиции, что я думаю. — Она отхлебнула кофе и шумно проглотила. — Не знаю, насколько ты в курсе, но Джен собиралась уехать в Европу на все лето. Она познакомилась с какими‐то американцами, у них были большие планы.

От ее слов меня прошиб холодный пот. Именно это страшило меня больше всего — надежда. Дурацкая, идиотская, глупая, но бесконечно живучая надежда.

— Странно, она ни разу не упоминала Европу в разговорах с мамой. Даже наоборот, обещала приехать домой на целый месяц в августе.

— Ну, может, это был секрет. Или она хотела сначала прокатиться по Европе, а потом поехать домой. Правда, я не знаю. Но со мной она только о своих новых друзьях и говорила.

— А что они были за люди, ты их знаешь?

— Нет, ни разу не видела.

— И ты говорила полиции все это?

— Да, — утвердительно кивнула Ханна, глядя мне прямо в глаза. — У них есть мои показания.

— А сестра говорила тебе, что едет на Гластонбери?

В задумчивости она потерла подбородок:

— Такого я не припомню.

— То есть вы были лучшим подругами и она тебе не рассказала, что едет на фестиваль, билеты на который покупают чуть ли не за год? — выпалила я, тут же пожалев о своих словах, ведь ты не покупала никакого билета.

Ее лицо, и без того почти обездвиженное ботоксом, закаменело вовсе.

— Ладно, если начистоту, то мы с ней не особо общались последние месяцы перед тем, как она… Все было очень странно.

— Почему? Из-за чего?

— Я не знаю, как тебе сказать, да и надо ли вообще говорить теперь, когда столько лет прошло. Понимаешь, у нее были проблемы. — Она кинула на меня многозначительный взгляд. — Психологического характера.

— Какие проблемы?

— Джен всегда была такой увлекающейся, эмоциональной, гиперактивной. Но иногда у нее бывали спады. В общем, в последние пару месяцев она впала в депрессию.

— Депрессию? Я никогда не замечала, чтобы моя сестра…

— А много ли ты могла заметить, если вы жили в разных странах и ты была ребенком? — со вздохом пожала плечами моя собеседница. — Самая настоящая депрессия. Она запиралась у себя и ни с кем не общалась, только слушала музыку в темноте и без конца курила. Мне даже пришлось вынуть батарейку из пожарной сигнализации.

— Так странно.

— Я тоже удивилась, пыталась с ней поговорить, и не раз.

— И что она сказала?

— Что ей плохо и она хочет, чтобы ее все оставили в покое. А потом, недели за две до ее исчезновения, все изменилось.

— В какую сторону?

— Она вдруг спустилась из своей темницы, помыла голову, болтала со мной как ни в чем не бывало, рассказывала про классных ребят, с которыми познакомилась где‐то в соцсетях, и про грядущее большое путешествие.

— А что это были за ребята? Ты помнишь подробности?

Она молча покачала головой.

— Может быть, было еще что‐то? — настаивала я. — Какая‐нибудь мелочь? Подозрительная деталь, которая тебе запомнилась?

— Я напишу тебе, если что‐то придет в голову.

— А парень? У нее был парень?

— Никого постоянного.

— А что за бородатый мужик, который обнимает ее на фотографиях?

Она посмотрела на меня озадаченно, и мне пришлось отыскать в сети фотографию.

— Ах, этот! Алистер, наш босс в пабе, где мы работали с Джен.

— Похоже, он видел в ней нечто большее, чем просто работницу?

Ханна нахмурилась:

— Али был чудесным человеком и относился к нам как к своей семье. Не вижу ничего предосудительного.

— Ты сказала «был»?

— Он умер, покончил с собой. Жуткая история.

По тому, как, слегка поморщившись, Ханна посмотрела на часы, я поняла, что она не собирается развивать эту тему.

— Значит, резюмирую. Вы были коллегами, лучшими подругами и даже жили вместе. Внезапно по неизвестным тебе причинам она впала в депрессию. Потом, также при непонятных обстоятельствах, она вышла из депрессии, завела таинственных новых друзей и собралась в путешествие в Европу, которое, очевидно, началось с фестиваля Гластонбери, и о ее намерениях туда поехать ты тоже ничего не слышала. Так ты продолжаешь утверждать, что никто не знал ее лучше тебя? — Я чувствовала горячую волну ярости, подкатывающую из глубины солнечного сплетения.

— Послушай, я говорю тебе правду! — На щеках Ханны выступил видимый даже сквозь толстый слой пудры румянец. — Я любила Джен, она действительно была моей лучшей подругой, и, наверное, я как‐то подвела ее. Мне следовало быть внимательнее к ней…

— Во всей этой истории меня смущает другое. Видишь ли, она не могла уехать из страны — она же не как вы, ей в паспорт поставили бы штамп, сохранились бы записи.

— Ну знаешь, есть и нелегальные способы — в багажнике машины или еще как‐то. Люди постоянно так делают.

Да уж, примерно восемьсот тысяч человек в год, согласно данным из статьи в «Википедии» про работорговлю в современном мире.

— Как думаешь, она жива? — спросила я, не глядя ей в глаза, уже спокойным тоном.