Линкольн Чайлд - Город вечной ночи [litres]

Ему нужно было проделать немало работы, чтобы подготовиться к прибытию Озмиана.

Остановившись у двери, Озмиан включил фонарик. Он увидел перед собой надежно усиленную металлическую дверь, достойную защищать эти некогда конфиденциальные документы. Осмотрев дверь, он понял, что открыть ее не так-то просто, а значит, придется отстрелить замок, хотя это и будет стоить ему пули, которой может потом не хватить.

Озмиан выкинул из рукояти пустой магазин, вставил второй, занял позицию напротив двери и прицелился в цилиндр, держа пистолет двумя руками и давая сердцу несколько секунд, чтобы успокоилось. Пули его противника снова прошли в нескольких дюймах от его головы. Эта пальба выбила его из колеи, но зато, если он не ошибся в подсчетах, у Пендергаста осталась только одна пуля против его восьми. Все, что он может сделать, – это бежать. Засада с одним патроном равна самоубийству. Озмиан проверил часы: двадцать минут до того момента, когда приятель Пендергаста д’Агоста превратится в гамбургер на стенах здания 44. Неудивительно, что Пендергаст нервничает и проигрывает.

Собравшись с духом, Озмиан выстрелил – и пуля разбила цилиндр. Он проверил результат, попытался открыть дверь, но обнаружил, что часть замка осталась на месте, выстрелил еще раз и выбил замок вместе с язычком. Дверь распахнулась, за ней открывался длинный подвальный коридор.

Осталось шесть патронов.

Озмиан вышел в коридор и двинулся по следам, ведущим в самое дальнее крыло подвала. Пендергаст даже не пытался осторожничать или запутывать следы. У него просто не было на это времени. Они достигли той фазы охоты, когда преследуемое животное начинает чувствовать себя по-настоящему загнанным. Охота на человека, подумал Озмиан, на самом деле не очень отличается от выслеживания раненого льва: чем сильнее ты прессуешь добычу и досаждаешь ей, тем больше она паникует, теряет способность к логическим рассуждениям, становится реактивным комком нервов. Пендергаст дошел именно до такого состояния. Он был человеком, у которого кончились идеи, а с ними и патроны. В какой-то момент он сделает то, что делают в конце все загнанные животные: прекратит убегать, повернется лицом к охотнику и даст свой последний бой.

Шагая по следу, Озмиан заметил, до чего же мрачная эта часть подвала, до чего неприятная, с этими стенами из некрашеных шлакобетонных блоков в подтеках влаги и время от времени дверьми ядовито-зеленого цвета по обе стороны коридора. На каждой двери стоял порядковый номер с грязной табличкой:

КОМНАТА EECT-1 КОМНАТА EECT-2 КОМНАТА EECT-3

Что это значит? Что находилось в этих комнатах?

Следы закончились у двери с табличкой EECT-9. Озмиан осмотрел пол перед дверью, пытаясь прочитать следы: Пендергаст остановился, открыл дверь, вошел, не предпринимая никаких усилий, чтобы скрыть это, и закрыл дверь за собой. Хотя Озмиан не знал, что находится в этой комнате, он чувствовал, что она маленькая и почти наверняка тупиковая – у Пендергаста нет отсюда выхода. Прикончить его здесь проще пареной репы. Но потом Озмиан напомнил себе, что его добыча очень умна и недооценивать ее не следует. За этой дверью его может ожидать что угодно. И кстати, у его противника остался один патрон.

С величайшей осторожностью, стоя в стороне от дверного створа, он устроил короткое испытание своей добыче. Прикоснулся к дверной ручке и нажал на нее, понимая, что Пендергаст с другой стороны заметит движение.

Бабах! Как он и надеялся, Пендергаст израсходовал последний патрон, выстрелив наугад в дверь. Его добыча осталась безоружной, если не считать ножа. Озмиан посмотрел на часы: через восемь минут напарник Пендергаста взлетит на воздух.

Охота была запоминающаяся, но конец приближался.

– Пендергаст, – сказал Озмиан через закрытую дверь. – Мне жаль, но вы израсходовали последний патрон.

Тишина.

Пендергаст наверняка ждал его за дверью с ножом, как раненый лев, спрятавшийся в зарослях и готовый к последней отчаянной схватке.

Озмиан ждал.

– Минуты идут. Их осталось всего шесть, до того как ваш друг будет вывернут наизнанку.

И тогда Пендергаст заговорил. Голос у него дрожал и срывался.

– Тогда войдите и сражайтесь со мной, а не прячьтесь за дверью, как трус!

Озмиан вздохнул, но и не подумал расслабляться. Он поднял пистолет, левой рукой прижал к стволу фонарик, так чтобы луч был направлен туда же, куда нацелен пистолет. Потом одним яростным ударом ноги распахнул дверь и за долю секунды обвел пистолетом комнату в ожидании отчаянной и бесполезной ножевой атаки из любого угла.

Но вместо этого он услышал из темноты мягкий добрый голос:

– Входи, храбрый маленький человечек, в комнату счастья .

Неожиданные слова кинжалом вонзились в самые глубинные части его мозга.

– Как мы поживаем сегодня, мой храбрый маленький человечек? Входи, входи, не стесняйся! Мы здесь все друзья, мы тебя любим и хотим тебе помочь .

Слова, такие невероятно знакомые и в то же время такие гротескно-странные, раскололи бункер его памяти, словно сильнейшее землетрясение, и горячий поток воспоминаний хлынул через раскол: кипящие, раскаленные, образующие вихревой водоворот внутри его черепа, они сметали все на своем пути.

– Все добрые доктора здесь очень-очень хотят тебе помочь, хотят, чтобы тебе стало лучше, чтобы ты смог вернуться в семью, в школу и к друзьям и жить, как любой нормальный мальчик. Входи, входи, храбрый маленький человечек, и садись в наше кресло счастья …

В этот момент вспыхнул свет, и Озмиан увидел перед собой зрелище необыкновенное, но в то же время странно знакомое: мягкое кожаное кресло с откидной спинкой и расстегнутыми ремнями в области рук и ног и вращающийся металлический стол рядом с креслом. На столе лежала всевозможная амуниция: резиновая зубная капа, резиновые палки, хомуты и воротники, черная кожаная маска, стальной ошейник – все это было мягко освещено лучами желтого света. А над всем этим – отделенный от всего остального шлем из нержавеющей стали, сияющий купол, украшенный медными бляшками и витками проводов, прикрепленных к шарнирному выдвижному рычагу.

– Входи, мой храбрый маленький человечек, и садись. Позволь добрым докторам помочь тебе. Больно не будет, совсем-совсем, а потом ты почувствуешь себя гораздо лучше и на шаг приблизишься к возвращению домой. Но самое главное, ты потом ничего не будешь помнить, ничуточки, так что закрой глазки, думай о доме, и все закончится, ты даже и не поймешь, что оно начиналось .

Озмиан закрыл глаза в гипнотическом трансе. Он почувствовал, как доктор мягко взял что-то из его руки, потом те же дружеские руки усадили его в кожаное кресло, и он сел без сопротивления, без единой мысли в голове. Он почувствовал, как на его запястьях и голенях затягиваются ремни, почувствовал ошейник на горле, услышал щелчок замка, потом на его лицо плотно легла кожаная маска, и он услышал скрип металлических суставов, когда на его голову опустился стальной шлем, холодный как лед, но в то же время странно бодрящий. Он почувствовал, как доктор вытащил что-то из его нагрудного кармана, и раздались едва слышные пощелкивания.