Бернар Миньер - Сестры [litres]

Здесь, в заледеневшем перелеске, тепло, идущее от стаканчика, поднималось к самому лицу.

– Не может быть.

Ответ прозвучал резко и категорично. Сервас достал из внутреннего кармана куртки фотографию формата А4, распечатанную с одной из камер, расправил ее, протянул Фроманже и поморщился. Нестерпимо болели ребра, колени и вывихнутая лодыжка. Короче, болело везде понемногу. На одной из ладоней виднелись глубокие царапины и порезы. Один из рабочих принес пакет первой помощи, продезинфицировал ему ладонь, а заодно и царапину на лбу. Куртка во многих местах была порвана и выпачкана в земле и в пятнах зелени.

– Это ваш автомобиль с вашим номерным знаком.

– Этого не может быть, – не сдавался лесоруб, возвращая ему фотографию.

Сервас попросил всех отойти в сторонку и оставил с собой только Эсперандье. Над их головами в ветвях заухала сова. Должно быть, она улетела, когда машины перевернули вверх дном весь лес, а теперь вернулась. Она привыкла к этому месту и решила отстоять свои права на него как на свою собственность.

– Где вы были в три часа ночи?

– Спал.

– Дома?

– Да.

– Кто-нибудь может это подтвердить?

– Моя жена.

– А она что, не спала?

– У нее бессонница.

Сервас отпил глоток горячего кофе, и питье сразу успокоило раздраженное горло.

– Ваша жена часто садится за руль «Ситроена»?

Окунув губы в теплый напиток, Фроманже исподлобья взглянул на него.

– Сейчас – часто. Ее машина сломалась и стоит в гараже. А почему эта история с автомобилями вам так важна?

Сервас не ответил.

– Где ее можно найти?

– Машину?

– Вашу жену…

– Днем Зоэ работает у себя в зубоврачебном кабинете…

– А какой у нее рост и вес?

Фроманже, казалось, окончательно растерялся.

– Рост метр шестьдесят девять, вес – около пятидесяти шести кило. Что за странный вопрос? Так, значит, дело не только в неуплате налогов и в растрате? Я не ошибся?

Он взял термос и налил себе еще кофе. Сервас вгляделся в темную глубину леса, где только маленький кусочек чащи был виден за яркими прожекторами и где все – или почти все – происходило в темноте.

Капитан покачал головой. Сил уже не осталось, он остро нуждался в передышке, в нескольких часах отдыха. Ему хотелось как можно дальше отойти от этой пропасти в ночи и от страха.

– Не только, – подтвердил он. – Скажите жене, что завтра мы ее навестим. Пусть никуда не уезжает.

Вернувшись в Тулузу, Сервас поблагодарил Шарлен, которая занималась Гюставом, полюбовался спящим сыном и отправился в душ. Оказалось, что лесная погоня оставила у него на теле множество царапин, синяков и порезов, словно он голышом покатался по колючей проволоке. Каждое движение отдавалось сильной болью в левом боку. Наконец настал момент, когда Мартен нырнул в постель. Прошел час, а заснуть никак не удавалось. Адреналин все еще струился по венам, и сон не шел к нему. Он встал, вышел в гостиную, зажег только одну лампу и поставил под сурдинку Малера.

В память четко впечатался лес, каким Сервас увидел его с освещенной прожекторами поляны. Лес как метафора бессознательного, скрытого… Он может инициировать тебя, посвятить в свои тайны, а может и погубить, совсем как в сказках и легендах, где лес является обиталищем волшебных существ: фей, эльфов, гномов, фавнов, сатиров и дриад. Мартен смутно чувствовал, что в этом что-то кроется. Мысль о лесе отсылала к какой-то другой мысли, но эта другая была так эфемерна и туманна, что он с трудом тянул ее за пределы собственного сознания, чтобы вытянуть наконец на свет божий.

О чем его заставил подумать лес? Думай! Размышляй! Он вдруг увидел отца, как тот говорит ему, десятилетнему: «Действовать, не подумав, опасно, Мартен. Но у тебя ничего не получится, если будешь думать, но не будешь действовать».

Почему он вдруг подумал об отце? Сервас отдавал себе отчет, что мысль о нем много раз за день еле уловимо касалась его, как птичье крыло. Несомненно, все из-за того телефонного звонка. Мэтр как его там… Он проверил свой почтовый ящик, но пакет от нотариуса еще не пришел.

У него снова все сжалось внутри. Что найдет он в этом конверте? Мартен вообще еще не решил, что с ним делать: просто-напросто выбросить, не открывая, или все-таки посмотреть, что там внутри. Этот конверт пропутешествовал к нему сквозь годы, время и пространство. Что таит он в себе? И вдруг Сервас сам себе удивился: ему захотелось, чтобы конверт оказался пуст.

В этом лесу все было скрыто и в то же время лежало на поверхности – знать бы только, где искать… Однако о каком лесе речь? И вдруг он понял. Да! Мартен рывком поднялся и почти бегом направился в комнатушку чуть больше шкафа, служившую ему кладовкой. Чего там только не было: вешалки, старая одежда, которую он давно не носил, а собрать и выкинуть было лень, запас батареек АА и ААА, пузырьки с винтовыми и притертыми пробками, старый принтер и картонные коробки… Сервас подошел к стопке коробок, отодвинул некоторые в сторону и вытащил одну, с самого донышка. Затем принес коробку в гостиную, поставил рядом с собой на диван, поближе к лампе, открыл ее и чихнул от взлетевшего вверх облачка пыли.

Романы Эрика Ланга. Целый лес книг, чаща человеческих слов и чувств…

Сон сморил его в разгар чтения… А когда он проснулся, сразу вспомнил, что глаза у него стали слипаться на той главе, где человек, страдающий болезнью сердца, лежит связанный в подвале и умирает от страха, потому что по нему карабкаются десятки крыс. Мартен читал романы по диагонали и очень быстро расправился с первыми двумя. По манере письма, как ему показалось, они очень походили на те романы-фельетоны [23] Роман-фельетон – роман с продолжением, фактически литературный сериал. конца XIX – начала XX века, что давал ему читать отец: Понсона дю Террая, Эжена Сю, Мишеля Зевако [24] Пьер Алексис Понсон дю Террай (1829–1871), Мари Жозеф Эжен Сю (1804–1857) и Мишель Зевако (1860–1918) – писатели, много и плодотворно работавшие в жанре детектива и романа-фельетона. . В обеих книгах Сервас обнаружил много похожего: омерзительные сцены, чтобы завлечь читателя, разбудив в нем жажду сильных ощущений; карикатурные серийные убийцы и не менее карикатурные сыщики. А вот в третьей книге что-то изменилось. Совершенно неожиданно удачно выбранный стиль соединился с интригой, настолько мастерски закрученной, что Сервас только на последних страницах догадался, в чем там дело. Главные действующие лица вдруг обрели плоть и кровь, поскольку на страницы ворвалась жизнь во всех ее самых обычных и знакомых проявлениях, вызывая у читателя сладостную дрожь узнавания. Из трех книг это была лучшая, хотя в чем-то и уступала «Первопричастнице» – во всяком случае, в том, что сохранилось в памяти. Но самое главное, отчего Сервас буквально лишился голоса, заключалось в конце романа, абсолютно аморальном, как всегда у Ланга. В финале главный герой, юноша, почти мальчик, ни в чем не виноватый, был найден повешенным, и при нем нашли записку, где он признавался в преступлении. Роман назывался «Красное божество». Он вышел в 1989 году, то есть за четыре года до самоубийства Седрика Домбра, и на этом экземпляре стояла подпись Эрика Ланга.