Леви Тидхар - Усама [litres]

Джо знал, что она окажется там, еще до того, как она появилась. В каком-то смысле, думал он, она всегда была там, ожидая его на краю зрения, где сходятся свет с водой, позволяя ей образоваться. В глазах ее стояли слезы, и он решил: пусть так и останется. «Все мы тени, – думал он, – призраки, необъяснимое. Мы дурные знамения, появляющиеся только при определенных условиях». Вспомнил о постелях, в которых спал. Они никогда не комкались, когда он просыпался. Ему никогда не удавалось вспомнить, что он спал. Просто он… просто его там не было. От осознания не стало легче. Оно просто было там, как и голоса других, нашептывающие издалека. Расплывающимся взором он наблюдал за далекими горами, где ничего не росло. Легкая дымка мерцала над красно-коричневой пылью, и сквозь дымку она и появилась: маленькая, хрупкая фигурка, одна-одинешенька на том витке дороги, с пустой голубизной неба за спиной и горами, словно обозначающими место погребения.

«Я нашел его», – произнес он. Голос звучал глухо, потерянная мелочь, с трудом одолевающая простор на этой горе над тихим городом. Потом, порывшись в карманах, он достал черную карточку, которую она ему дала тогда, в его конторе во Вьентьяне, который теперь мало чем отличался от сна. Он сделал попытку вернуть ей карточку, но она не обратила на это никакого внимания, и после недолгого колебания он позволил кусочку пластика упасть на землю, где тот, похоже, исчез в пыли. Это уже не больше реальность, осознал он, чем все остальное – подпорка, fabrique , недомыслие. Он произнес опять: «Я нашел его», – и ему был противен звук собственного голоса, зато она улыбнулась. И сказала: «Я знала, что найдешь».

Они стояли лицом друг к другу, разделенные пропастью гор. На заднем плане стоял дом Майка Лонгшотта, разрушенный замок, погруженный в собственное молчание. Жара сильно припекала землю, густая и тягучая, как сновидение. Она сказала: «Я скучала по тебе».

«Нет-нет, – отозвался он. – Ты нашла меня».

На это она улыбнулась, потом нахмурилась. Прядка волос упала ей на лицо, и она не стала ее убирать. Джо очень захотелось протянуть руку и откинуть прядку, но он сдержался.

«Ты помнишь?» – спросила она. Сказано не без назойливости, подумал он.

И заговорил: «Я помню, как ты пришла ко мне в контору. Ты наняла меня найти его…» – Джо повел рукой в сторону дома. Он понимал: она не об этом спрашивает, – но боялся другого ответа. Ни с того, ни с сего он перепугался до смерти.

Девушка слепила его взглядом.

«Черт тебя побери !» – воскликнула она. Возглас ее походил на взрыв и ошарашил его. Он отступил на шаг, а она придвинулась к нему. « Меня , мерзавец ты этакий! Меня-то ты помнишь? Ты…» – она глубоко вздохнула, словно бы старалась успокоить себя.

Вид у нее был очень рассерженный. Тогда он и почувствовал или как-то глубоко нутром понял, что гнев ее сродни такому, какой способен землю встряхнуть и горы воздвигнуть. А еще, добавило что-то таившееся у него в душе, голос чего он отчаянно заставлял умолкнуть, у нее и любовь такой же силы.

«Ты любишь черно-белое кино и детективные романы, – сказала она. Вырвалось это все как-то неожиданно. Солнце плавно склонялось книзу на небе. – Ты любишь ром и мороженое с изюмом, хлеб из опары, сливочное масло, а не маргарин, салаты, но только без лука». Руки ее сжались в кулачки. Она продолжила: «Ты ненавидишь свеклу и авокадо, тебе безразлична политика, ты любишь спать на правой стороне постели, если так будешь лежать лицом к стене. Тебе нравится ночью переворачивать подушку, так чтоб тебе доставалась ее прохладная сторона. Ты ненавидишь людей, которые, идя с тобой, шагают медленнее. Ты умеешь гладить, но очень медленно, представления не имеешь, как работает стиральная машина, и тебе нравится сбрасывать одежду на пол, чтобы сразу же утром она вновь была под рукой. Нижнее белье ты меняешь каждый день, зато продолжаешь носить одну и ту же пару джинсов, пока та не провоняет. Ты плакал, когда умер твой дедушка, тебе нравятся лирические комедии, но ты, если только не пьяный, ни за что не признаешься в этом, пьешь ты только в компании и слишком много куришь. Тебя зовут…»

«Джо, – подсказал он. – Меня зовут Джо». Вокруг него была бездна, и голоса других по-птичьи щебетали где-то вдалеке. Ему вдруг отчаянно захотелось покурить сигарету.

– Меня зовут Джо, – сказал он опять, цепляясь за это имя, как за ветку единственного дерева над бурными водами.

Она назвала другое имя. Оно ничего для него не значило.

«Тебе нравятся ковбойские шляпы, но ты ни за что не выйдешь в ней из дому, – говорила она. – Считаешь себя ковбоем, но куда тебе…»

Он воскликнул: «Эй, полегче!» – и она едва не улыбнулась, но не улыбнулась.

«… и ты спорить готов, если тебя задевают. Тебе нравится Хэмфри Богарт, ты перечитываешь рассказы о Шерлоке Холмсе, и тебе противно, когда в кино рядом с тобой сидят люди, тебе нравится есть цыплят с картошкой фри, и тебе не нравится делать зарядку, ванне ты предпочитаешь душ, и ты поёшь, когда в хорошем настроении. Тебе не нравится холод, и тебе не нравится высокая влажность. Ты пьешь слишком много кофе».

«Я люблю кофе».

«…и ты любишь болтать об этом, – перебила она. – Я знаю».

«Мне нравится…» – начал он, но она остановила его.

«В автобусе тебе нравится сидеть впереди, но любишь ты поезда, а не автобусы. Тебе противно летать на самолетах, и ты всегда заказываешь кошерную еду, чтобы тебя обслужили первого, и ты всегда просишь билеты у иллюминатора. В полетах ты стараешься не пить, чтоб лишний раз не ходить в туалет, а потому всегда оказываешься обезвоженным, когда летаешь. Тебе не нравится фотографирование, ты считаешь, что заказывать еду на дом по телефону это выпендреж, тебе нравится вино, но ты предпочитаешь пиво, тебе не нравится покупать себе одежду…»

«Кому нравится…»

Она не улыбнулась.

«Тебе нравится стоять у себя в гостиной в одном нижнем белье и, уперев руки в боки, обозревать свои владения. Ты становишься очень жаден, когда доходит до твоего личного пространства. Ты не любишь телефоны. Ты дал кличку своему пенису, когда тебе было тринадцать лет…»

Он в шоке: «Я никогда…»

«И ты называл его Германом в честь командующего „люфтваффе“ [37] Герман Геринг. , что только по-твоему забавно…»

«Ну, это…»

«Тебе нравится есть, стоя у умывальника. Тебе нравится есть всякие чили, хотя тебе всегда на следующий день становится плохо. Ты танцуешь перед зеркалом, когда думаешь, что никто не смотрит. Тебе нравится выпячивать верхнюю губу к ноздрям и обнюхивать ее. Когда люди спрашивают, откуда ты, тебе нравится говорить, что ты из Японии. То же и когда спрашивают, куда ты направляешься. Лошадь заходит в бар, и бармен говорит: „Лицо-то с чего такое вытянутое?“ – это твоя любимая шутка. Суп ты любишь, только когда болен. Ты слишком много куришь…»