Джейн Корри - Ваш муж мертв [litres]

Обращайся с ними похуже. Держи на крючке. Мама повторила свой неизменный совет, когда я сообщила, что нашла его. «Именно так я должна была вести себя с твоим отцом». Потом она замолчала.

Я затаила дыхание. Всякий раз, когда я спрашивала маму об отце, она отвечала, что все произошло давным-давно и ей не хотелось об этом говорить.

– Что произошло, мама?

Она вздохнула:

– Это не важно.

– Нет, важно. Я уже взрослая женщина. Ты должна мне это сказать.

В лице мамы что-то дрогнуло.

– Я и сама об этом давно уже думаю. Наверное, ты права. – Она закрыла глаза. – Впервые я увидела твоего отца на пляже в Тринидаде – я поехала туда незадолго до начала учебы в университете. Потом мы случайно столкнулись с ним в одном баре. Вот так все просто. Мы даже не спросили друг у друга имен. И только спустя пару месяцев, когда мы с друзьями переехали в другое место, я поняла, что беременна. Такая наивность с моей стороны. – Мама засмеялась. – Девочка из маленькой уэльской деревни, никогда не задумывавшаяся о контрацепции. Я подумывала вернуться и попытаться найти того парня, но я даже не знала его имени. Если бы я была дома, в Великобритании, то, наверное, сделала бы аборт – прости, детка. Но потом стало уже поздно, и у меня не было денег. Когда я обратилась за помощью к родителям, они просто сошли с ума. Как только они меня не называли! Шлюхой, подстилкой… Это было ужасно. Они сказали, чтобы я сама расхлебывала последствия своей глупости. К тому времени я уже стала чувствовать, что ты – моя часть, с которой я не могу расстаться. Так что я сняла комнату в лондонском хостеле. Потом родила в местной больнице. Я пыталась жить на пособия, но их не хватало, и тогда я стала приторговывать наркотиками. Нам нужны были деньги, детка. Даже муниципальные квартиры обходятся недешево.

Я, потрясенная, обдумывала услышанное.

– Это были твои родители на той фотографии, которую ты мне дала?

Мама кивнула. В ее глазах промелькнула горечь. Значит, ей не все равно.

– И где они теперь?

– Понятия не имею. Какое мне дело до них? С какой стати? Они не оказали мне никакой помощи. Мы были с тобой только вдвоем, детка, – ты и я. Помнишь, что я всегда говорила? Мы с тобой отличная команда. Продолжай игру. Ладно?

И я продолжала. Сначала мне казалось диким прикидываться какой-то Хелен с выдуманной большой семьей. Но потом, как ни странно, моя новая личность приросла ко мне. Мне было легче спать с Дэвидом, воображая себя кем-то другим. Кроме того, это помогало прогонять воспоминания о мистере Уолтерсе. Во всяком случае, на сей раз я делала все по своей воле. А потом я повторила ошибку моей мамы. Я забеременела. К кому я могла обратиться за помощью? Угрожая позвонить «отцу» во время спора с Дэвидом, я сама почти верила в свои выдумки.

– Безмозглая идиотка! – кричала мама, когда я обо всем ей рассказала. – Ты испортишь себе жизнь – так же, как когда-то я.

– Не говори так.

– Ну, ничего, он нам за все заплатит. И она тоже. Продолжай искать. Найди эту суку.

И, не зная, что еще предпринять, я сделала именно это.

Войдя в квартиру, я обнаруживаю маму в весьма неприглядном, неряшливом виде. От нее пахнет виски, и под ногтями у нее грязь.

– Я ее нашла!

Глаза у мамы загораются.

– Рассказывай! Что произошло?

– У нее случился припадок.

Мама закатывает глаза:

– Отлично.

– Я вижу, ты не удивлена.

– Конечно, нет. У нее начались припадки после того случая.

Что?

– Почему ты никогда об этом не упоминала?

Она пожимает плечами:

– Считала это неважным.

Я задумываюсь: что еще казалось ей «неважным»? Возможно, есть что-то еще, о чем она предпочитала умолчать? Потом мне в голову приходит ужасная мысль. Мама была в ярости, когда я рассказала ей о том, как Дэвид отреагировал на мою беременность. Что если…

Нет. Она не способна на такое. Какой бы ни была мама, она всегда желала мне только добра. Мы же с ней одна команда.

12 июля 2018

И вот наступил этот день. День суда. Двенадцать незнакомцев и судья должны решить мое будущее.

Другие женщины-заключенные наблюдают за тем, как меня уводят из моей камеры. Их молчание пугает намного больше, чем их обычные крики и ругань. Я не питаю иллюзий насчет того, что они испытывают ко мне какое-то сочувствие. Их подавленность вызвана осознанием того, что одной из них скоро предстоит стать следующей.

Меня выводят в наручниках в тюремный двор и сажают в фургон. После недолгой поездки по ухабам, а затем по более ровной дороге – очевидно, трассе с двусторонним движением или автомагистрали – мы останавливаемся. Дверь фургона открывается. Солнечный свет ослепляет меня, и я слегка пошатываюсь, окидывая взглядом высокие грязно-белые стены вокруг. Это здание суда кажется мне незнакомым. Во всяком случае, с этого ракурса.

– С вами все в порядке? – спрашивает женщина-конвоир. Вероятно, ее предупредили о моем заболевании.

– Да, просто ноги немного не слушаются с дороги, – отвечаю я.

У меня продолжают дрожать от волнения колени, когда мы входим в здание суда, и меня ведут дальше по лабиринту коридоров.

– Вам нужно в туалет? – спрашивают меня.

Я киваю. Женщина-конвоир расстегивает мои наручники и ждет снаружи кабинки. Когда я возвращаюсь, она облегченно вздыхает. Опять коридоры. Потом вверх по лестнице – дрожа, я стараюсь не смотреть вниз. Вот зал суда. И наконец – стеклянный бокс на возвышении. Какая ирония.

Все глаза обращены на меня. Я окидываю взглядом публику, сидящую в зале, и замечаю несколько знакомых лиц из своей прежней жизни. Они пришли, чтобы поддержать меня, или просто из любопытства? Здесь Фрэнсис. Джеки. Дальше, справа – Николь. Я пытаюсь поймать ее взгляд.

Пенни сидит позади моего судебного адвоката. Она поворачивается и улыбается мне – очевидно, желая подбодрить. Но, конечно, я прекрасно все понимаю. Против меня слишком много улик.

Много лет назад, когда я работала простым надзирателем, мне тоже доводилось конвоировать обвиняемых в суд. В настоящее время этим занимаются в основном частные охранные фирмы. Иногда мы даже устраивали пари, кто из подсудимых будет оправдан, а кто – осужден. Сейчас я не рискнула бы хоть сколько-нибудь на себя поставить.

– Виктория Гаудман, – произносит секретарь суда, – вы обвиняетесь в убийстве Тани Гаудман. Вы признаете себя виновной или заявляете о невиновности?

– Заявляю о невиновности, – шепчу я.

– Не могли бы вы говорить громче, пожалуйста?

– Заявляю о своей невиновности.

Я сажусь на скамейку. Зал суда плывет перед глазами. Однако, судя по моему опыту, это головокружение не является предвестником приступа. Я просто сильно напугана. Что ж, по крайней мере, они не обвиняют меня в убийстве Дэвида. Пенни предупредила, что при имеющихся против меня уликах они вполне могли бы это сделать, даже несмотря на отсутствие тела. Как бы то ни было, они решили воздержаться от этого.