Эндрю Мэйн - Увеличительное стекло

– Похоже, успешный предприниматель, – говорю я, а про себя думаю, что для одного бухгалтера такая нагрузка, мягко говоря, слишком велика.

– О, да, весьма успешный. Только раньше его звали иначе – Мастер Смерть, и был он главарем Девяносто девятых, шайки, отколовшейся от Хромых. Название шайка получила по числу конкурентов после того, как главарей Хромых и Кровавых по [8] Хромые, Калеки, ( англ . Crips) – многочисленная уличная банда, преступное сообщество в США, состоящее преимущественно из афроамериканцев. Насчитывает более 60 000 членов. садили, а среди оставшихся на свободе гангстеров разгорелась борьба за власть.

И самое интересное в Джастисе, что он вырос вроде бы тут, неподалеку, но никогда толком не был своим. Отец – адвокат. Он сам играл в футбол за университетскую команду и всегда был умнее своих дружков с улицы. А главное, умел вести себя, как гопник, а думать, как бизнесмен.

Вместо того чтобы просаживать деньги с такими же бандитами, как он сам, Джастис искал общество классом повыше, без криминального прошлого. И через новых знакомых вкладывался в недвижимость и бизнес, причем предельно легально.

– И что вы хотите всем этим сказать? – спрашиваю я.

– Что Вильям – аферист, работающий на другого афериста. На преступника, замешанного во множестве убийств.

– Тогда почему он до сих пор на свободе?

Металлические шкафы с документами и запертый кабинет Бострома становятся более понятны, но тем не менее.

– Это не по моей части. Такие дела быстро не делаются.

Ага, похоже, за Вильямом наблюдают, а я сижу здесь именно поэтому – белый гость-незнакомец из другого города заинтересовал следивших.

– Это все, конечно, звучит… настораживающе, но на самом деле мне все равно, чем он зарабатывает на жизнь и кто его босс. Я хочу только разобраться, что произошло с его сыном.

– Ага. – Корман выуживает из бумаг на столе конверт и толкает его по столу ко мне.

Последний раз, когда при мне полицейский так делал, внутри были фотографии тела.

– И кто жертва? – спрашиваю я, не прикасаясь к конверту.

Корман понимающе усмехается и кивает.

– Не первый раз общаетесь с полицейскими? Жена Вильяма. Он рассказывал, как она погибла? – Коп смотрит на меня, ожидая, что я скажу что-нибудь или возьму конверт.

Несмотря на всю мою сдержанность, с моим-то любопытством шансов не влезть в этот конверт у меня ровно ноль. Я достаю фотографию, в чем тут же раскаиваюсь. На ней молодая чернокожая женщина в луже крови, с пулевыми отверстиями в груди и голове.

– Это произошло за год до пропажи Кристофера. Тело нашли в одной из каморок клининговой компании в Линвуде, на самом деле там считали черную наличность. В газетах написали, что это был налет конкурирующей группировки.

– Но вы так не считаете? – говорю я, хватая наживку.

– Деньги принадлежали Джастису, в этом мы практически уверены. Но полагаем, что налет, в процессе которого погибли три человека, заказал он сам.

– Зачем?

– Потому что они его обворовывали.

– Жена Вильяма воровала у его главного клиента?

– Бренда, ее звали Бренда, и да, воровала. Более того, мы подозреваем, что Вильям об этом знал.

Я пытаюсь уместить эту мерзость в голове.

– Но вы говорите, что Вильям все еще работает на Мэтиса.

– Ага. Он прекрасно понимает, что на фото мог быть его собственный труп. Он облажался перед Мэтисом, и ему преподали урок. Почему Вильям не сорвался? Может быть, боится. Или не может до конца поверить, что именно Мэтис заказал убийство. Или между Вильямом и Брендой было уже сильно не все в порядке, черт его знает. Они тогда плотно сидели на наркотиках и были далеко не образцом примерного поведения. Да может, вообще, он сам стрелял.

Корман наблюдает за моей реакцией на эти слова. Но я не могу представить Вильяма хладнокровным убийцей. Да, подумать тут есть о чем, но к причине моего приезда сюда ничего из этого отношения не имеет.

– Но у нас все-таки остается пропавший ребенок. Или он тоже воровал у Мэтиса? – спрашиваю я с сарказмом.

– Я думаю, что он пропал, потому что у него были очень хреновые родители.

Несмотря на то, что идея участия Вильяма в убийстве жены вызывает у меня двойственную реакцию, представить, что он продолжил работать на Мэтиса, подозревая того в убийстве сына, я решительно не могу. Под тонким слоем спокойствия и холодного расчета я вижу человека на грани. Не думаю, что он мог спокойно пережить, как у него отнимают самое дорогое, что осталось в жизни.

– У вас есть дети? – спрашивает Корман.

– Нет, – отвечаю я. Само понятие для меня пока чуждо.

– Тем не менее думаю, вы можете представить, как сделали бы все, чтобы отомстить, если вашему ребенку причинили бы вред. И есть только один фактор, который мог бы этому помешать, – вина. Если бы вы знали, почему это произошло. Вы бы так и мучили сами себя, уходя в эмоциональный штопор. Вильям ищет объяснение произошедшему в чем угодно, кроме своих действий. Это для него слишком.

– Короче, вы хотите сказать, что это – дело ОПГ?

– Это рабочая версия.

– Тогда ответьте мне на один вопрос…

– Давайте!

– Что именно, черт подери, случилось с Кристофером? Можно наклеить ярлык «дело ОПГ» или «это все из-за наркотиков», но преступление этот ярлык не раскрывает. Факты остались фактами: кто-то похитил ребенка, и мы не знаем кто.

Корман воспринимает это спокойно. Он просто двигает ко мне толстую стопку папок.

– Выбирайте.

Он вытаскивает наугад папку и открывает ее. На первой странице фотография мрачного мужика с татуировкой в виде гранаты на лице.

– Как насчет Донала Мало́го? Три доказанных убийства, как минимум десяток нападений со стрельбой отсюда до Лас-Вегаса.

Другая папка.

– Или вот, Чемчи Парк. Отличный парень. Грохнет даже рыбок в аквариуме. Или Джейсон Карвер. Застрелил двух десятилеток на утреннике. И их тут таких полно. Кто-то работает на Мэтиса, кто-то просто вольный стрелок, и каждый мог убить Кристофера.

– А где тело?

– Может, в старой цистерне в Бейкерсфилде, а может, в печи. Вполне вероятно, что от мальчика в буквальном смысле не осталось и пыли. А может, и правда, Мэтис тут ни при чем. Может, наоборот, конкуренты хотели отправить ему самому послание, убив ребенка относительно важного сотрудника. Что я хочу сказать…

– Вы хотите сказать, что у вас есть тысяча причин наплевать на это дело. Я понял. Для себя вы уже все раскрыли – только осудить и посадить некого.

Я раскладываю перед собой открытые папки потенциальных подозреваемых и всматриваюсь в лица на фотографиях.

– Скажите вот еще что: из этих господ кто-нибудь производит впечатление гиганта мысли?

– Ясное дело, нет. К чему вы?

– Велосипед мальчика нашли совсем не там, где он обычно ездил в школу.