Эндрю Мэйн - Увеличительное стекло

В тот момент, когда один громила-охранник проверил мою фотографию и сказал другому, что я не полицейский, все стало предельно ясно. С организацией, где есть база всех местных офицеров, так просто не справишься. Но это мне на самом деле и неважно. Важнее, участвовал ли он в похищении Криса, а в остальном пусть им занимается полиция Лос-Анджелеса.

– Вот что говорят в полиции, – рассказываю я Мэтису. – По статистике, большинство похищений так или иначе связаны с наркоторговлей, поэтому о них не заявляют. Корман предполагает, что, похитив Кристофера, кто-то из банд пытался надавить на Вильяма. Или на вас через него.

Мэтис произносит низким голосом:

– Я похож на человека, на которого легко надавить? Скажите-ка вот что: а почему вообще вы здесь? – он останавливает меня прежде, чем я успеваю начать отвечать, и продолжает: – Я имею в виду, не почему вы помогаете Вильяму, а вообще, почему вы до сих пор ходите и разговариваете, например, со мной, а не валяетесь в виде трупа в Монтане?

Он явно пообщался с Вильямом обо мне.

– Потому что убийца добрался до тех, кто мне дорог.

– Двухметровый громила, убивший до этого семь полицейских, добрался до ваших близких. Вы его нашли и остановили, насовсем. Как вы считаете, что стало бы с тем, кто попытался бы добраться до моих близких. Особенно учитывая собственные слова, что я скорее местный Пабло Эскобар, чем Мать Тереза? Как вы думаете, о скольких трупах написали бы газеты.

– Да, я понимаю, о чем вы. Разве что это как раз ваших рук дело.

– Моих? – Мэтис с изумлением переводит взгляд на Вильяма. – Моих-то с чего?

– Как насчет матери Криса?

Мышцы на шее Мэтиса заметно напрягаются, а Вильям задерживает дыхание.

– Мэтис здесь совершенно ни при чем! – умоляющим голосом восклицает Вильям. – Совсем ни при чем! Зачем вообще это было вспоминать. Нельзя так говорить.

– Знаешь, это низко, – отвечает Мэтис после долгой паузы.

Я знаю, что хожу по лезвию, но мне нужно проверить свою теорию до конца:

– Так о скольких трупах писали газеты после того, как конкуренты убили троих ваших людей?

Следует еще одна долгая пауза. Наконец он отвечает:

– Виновные понесли наказание.

Черт! Это по его приказу убили жену Вильяма, и тот в курсе. Краем глаза я вижу выражение муки на лице Бострома. И делаю глубокий вдох.

– Поймите меня правильно, я не коп, я – ученый. Я ищу и нахожу корреляции. Здесь я только потому, что Вильям хотел узнать, что стало с его сыном. И это единственное, что меня реально интересует. Я хочу выяснить, кто похитил мальчика. Хочу найти этого человека, если он до сих пор на свободе.

Мэтис некоторое время сверлит меня взглядом, потом кивает и протягивает руку для пожатия:

– И я хочу, чтобы вы его нашли.

Мы с Вильямом сидим в баре, где, кажется, кроме меня нет ни одного белого, но всем глубоко плевать.

– Для нас с Брендой тогда были не лучшие дни. Я сидел на наркоте. Крис чудом вырос таким приличным ребенком – воспитывать его, по сути, было некому. А потом…

Я останавливаю его жестом.

– Не обижайся, но мне неважно и неинтересно, что случилось с твоей женой, если это не относится к исчезновению Криса.

У Вильяма на лице отражается боль. Он хочет открыться мне, хочет, чтобы я попытался понять. Проблема в том, что я уверен: нет такой версии истории, где он не был бы виноват.

– Я только хотел сказать…

Я снова его перебиваю:

– Мэтис – приспособленный социопат.

– Ты его не знаешь, он хороший человек. Создал несколько общественных центров, готов отдать последнюю рубашку.

– Только если ты не попытаешься ее сам взять. Слушай, ты можешь сколько угодно рассказывать, какой он хороший, но на самом деле отлично понимаешь, что он из себя представляет. Сегодня он – отец года, а завтра уложит десяток чужих отцов в землю.

– Ты не представляешь, что такое расти здесь!

– Нет, но и Мэтис не представляет. Он-то сам из богатой семьи. И здесь просто может заниматься своими делишками чуть более открыто.

– Ты зря судишь его, – укоризненно качает головой Вильям.

– Я не сужу никого. Что из того, что я сказал, неправда? Мэтис не ровня тебе или мне. Он – хорошо приспособившийся к жизни социопат. Из таких получаются отличные политики. Тебя он искренне любит, пока ты не окажешься на его пути. А когда он тебя со своего пути сметет, то сделает это так, чтобы виноватым себя чувствовал именно ты.

– У тебя большой опыт в такого рода вещах?

– Я провел очень много времени, изучая такой тип мышления. Есть даже гены, связанные с харизмой. Часть из них компенсируют отсутствие эмпатии и сострадания. Люди с такими генами плевать на тебя хотели, но ты уверен, что они – твои настоящие друзья.

– То есть это все гены?

– Нет, не только. Научиться этому тоже можно. Как и убедить себя, что нормально работать на убийцу жены.

Вильям медленно кивает.

– Но в то, что он замешан в пропаже Криса, ты не веришь?

– По крайней мере, не напрямую.

– Не понял?

– Джо Вик убивал по определенной схеме. В основном девушек-наркоманок.

– Как Лонни Франклин, Спящая Смерть?

– Да, искал легкой добычи.

Вильям внезапно закрывается:

– И при чем здесь мой сын?

Что я могу сказать на это?

– Смотри сам: отец Криса работает на наркобарона, который, по слухам, убил мать мальчика в назидание за воровство. Для полиции тут и думать не о чем. Копы чисто формально произвели минимум необходимых действий по поиску, потому что были уверены: от Криса остался только пепел где-нибудь в печах Мэтиса. Но доказать это невозможно, так что они и пытаться не стали.

– Вот же ты циничный ублюдок! Рядом с Мэтисом хоть не чувствуешь себя куском дерьма.

– Да, и поэтому каждый раз пропускаешь удар. Я, по крайней мере, честен. Я не знал твоего сына, но все, что ты рассказываешь о нем, мне нравится. Я сам потерял близкого человека, но осознал это, только потеряв его. И в лес за Джо Виком я отправился не потому, что он угрожал моим любимым, а потому, что он убил кого-то, кого я мог полюбить. Я знаю не понаслышке, что такое вина и что такое боль. Единственное, чем я спасаюсь, – честность. Иногда – агрессивная честность.

Вильям хочет что-то сказать, но я не даю.

– Я мог бы соврать тебе, что прошлое неважно. Но нет, еще как важно. Ты прекрасно понимаешь, что твоя жена играла с огнем. Не мне ее судить. И не мне прощать тебя или заставлять раскаиваться. Единственное чудовище, с которым я собираюсь бороться, – похититель мальчика. И не только потому, что он сделал с Крисом, а потому, что он может это делать снова и снова, пока его не поймали.

– А его, скорее всего, не поймали.

Я киваю, соглашаясь.

– Скорее всего. Как действовать вне зоны интереса полицейских, он сообразил. И вот этим я как раз планирую заняться. Корман с какого-то перепуга выдал мне пачку дел пропавших детей. Я думаю, он подозревает, что что-то тут нечисто. А я, в свою очередь, подозреваю, что похититель прекрасно понимает, где у Кормана и его коллег слепое пятно.