Эндрю Мэйн - Увеличительное стекло

– Такие, как мы.

– Да. Невидимки.

Вильям делает большой глоток пива и смотрит на меня.

– И все-таки ты меня осуждаешь.

– Я собираюсь выяснить, что стало с твоим сыном. Какая разница, что я при этом думаю.

– Все, что я хочу сказать: Мэтис – не дурак. Совсем не дурак. И нам достаточно просто спросить.

– Знаешь, лично я впредь планирую держаться от него подальше.

– Хочешь сказать, на тебя его харизма не действует?

– Еще как действует, в этом-то и проблема. Он мне нравится. А вот мои мозги говорят: это же очевидно. Мэтис преступник и…

– Я тоже, получается, преступник.

– Но не детоубийца, – я поднимаю бутылку. – Все, давай заканчивать и двигать домой.

Дела, папки с которыми передал мне Корман, похожи одно на другое. Практически каждый пропавший ребенок жил в неблагополучной семье, и выяснить подробности случившегося во многих случаях не удавалось вообще. Иногда вся семья спешно собиралась и уезжала до того, как полицейские успевали прийти поговорить. Как минимум половина пропавших детей была из семей нелегальных иммигрантов. Мурашки пробегают по коже от понимания, насколько больше таких пропаж могло быть на самом деле, потому что родители были слишком напуганы перспективой собственной депортации или заключения, чтобы обращаться в полицию. И я даже не хочу представлять, каким кошмаром должна оборачиваться для родителей невозможность пойти в полицию в подобной ситуации.

После анализа новых данных Предокс показывает карту города, поверх которой отмечена фиолетовым зона, где мог действовать наш хищник. Скорее всего, анализ данных о том, где люди покупают телефонные карточки и заказывают международные звонки в Мексику или Центральную и Южную Америку, выдал бы очень похожую картину. Я решаю начать с точки, находящейся ближе всего к предполагаемому месту пропажи Кристофера, и разобрать ближайшие к ней случаи. Год назад бабушка Райна Перкинса заявила в полицию о его исчезновении. Он ушел с продленки в школе, но домой так и не вернулся.

Его отец находился в бегах, а по поводу опеки над ребенком шел суд, поэтому первым предположением было, что это дело внутрисемейное. В более позднем отчете Кормана сообщалось, что на момент пропажи отец находился в тюрьме городка Хендерсон, Невада, а значит, не мог похитить ребенка.

Приятная чернокожая женщина преклонных лет встречает меня внутри общественного центра. Она раскладывает по столам раскраски в ожидании детей.

– Здравствуйте, молодой человек. Чем я могу вам помочь?

– Здравствуйте. Я Тео Крей, и я проверяю кое-какие данные по нескольким случаям пропажи детей.

На ее лице отражается печаль.

– О господи, это из-за Латроя?

– Латрой? – я перепроверяю свои записи. – Кто такой Латрой?

– Он пропал три недели назад. Я звонила ему домой, но никто не берет трубку. Я обратилась в полицию, они сказали, что его мать арестовали. Но его бабушка не знала, где мальчик, думала, его забрала опека.

Господи боже мой, ну и бардак!

– На самом деле я по поводу Райана Перкинска. – Я достаю фотографию. Правда, она сделана издали, и разобрать можно не слишком много.

– А, да, вспомнила. Но я думала, его забрал отец.

– На самом деле нет.

– Ох… – она прикрывает рот ладонью. – Через нас проходит столько детей, всех не упомнишь.

Да вот поди ж ты. Два ребенка, пропавших из одной группы продленного дня для неблагополучных детей. Будь у меня ребенок, я бы лучше отправил его шататься по улице.

Спокойно, Тео . Это заведение пришлось создать потому, что существуют неблагополучные семьи. А эта женщина делает все, что может, чтобы дать им хоть какое-то спокойствие и стабильность.

– Можете рассказать о мальчиках? Они были знакомы?

– О, нет. Латрой Эдмундс ходил к нам всего неделю. Талантливый мальчик. Отлично рисовал, вел себя очень вежливо.

Она отпирает шкаф и со словами: «Вот, это он оставил. Я еще подумала, что странно, он никогда с ним не расставался, только иногда оставлял у меня под замком, потому что дома мать продавала все, включая его игрушки», протягивает мне фигурку Железного Человека. Я делаю пару фотографий и возвращаю игрушку.

– Что-нибудь еще о Латрое? Отсюда его забирали только мама и бабушка?

– Не могу сказать, сюда дети приходят и уходят сами, поэтому у нас нет такого контроля, как в школе.

– А Райан Перкинс?

– Мне нечего рассказать. Столько детей, я пытаюсь хоть что-то о них узнавать, но это не всегда получается.

– Не сомневаюсь, вы делаете все, что можете. Здорово, что вы у них есть.

Окидывая взглядом комнату, я упираюсь глазами в стену, на которой развешаны детские рисунки. Я подхожу, чтобы рассмотреть поближе. В основном это изображения супергероев, много зеленых фломастеров явно ушло на бесчисленные варианты Халка, полно гигантских роботов и любовно, хоть и неуклюже, прорисованных кошек и собак. На некоторых рисунках изображена идеальная семейная жизнь – все счастливо держатся за руки.

Но один рисунок резко выделяется на общем игрушечно-жизнерадостном фоне – угольно-черный силуэт человека с мешком игрушек. Эдакий мрачный Санта-Клаус. Я наклоняюсь изучить его поближе.

– Да, это как раз рисунок Латроя, – говорит женщина.

– Простите?

– Это Латрой нарисовал. Как сейчас говорят? Городская легенда. Да, небольшая городская легенда.

– И какая же именно?

– Тоймен. Разъезжает на большом «кадиллаке» и дарит игрушки хорошим мальчикам и девочкам. [9] Тоймен ( англ . Toy Man) – Игрушечный Человек, Человек-с-Игрушками.

– Звучит вполне мило.

– Да. Поэтому второй рисунок я повесить не дала.

– Это почему?

– Он был, как бы сказать… мрачный. На нем было нарисовано то, что Тоймен делает с плохими детьми.

Судя по тому, что дама уже третий раз переспрашивает, все ли в порядке, задумался я надолго.

Помощница директора Гарвинской начальной школы ведет меня через холл и указывает на библиотеку.

– У нас отличная наставническая программа. Ребята из Калифорнийского университета приходят и помогают школьникам с домашним заданием.

– Здорово, – отвечаю я, разглядывая библиотеку в попытках выглядеть заинтересованным.

Мисс Доусон – чрезвычайно приятная женщина, она явно гордится школой и тем влиянием, которое она оказывает на детей, чьи семьи находятся в сложных жизненных ситуациях.

– Говорите, ваша дочь в четвертом? Да, перевод в середине года может быть тяжеловат для ребенка. Но к нам часто переводят детей, так что она быстро подружится с ребятами.

– Надеюсь. У Грейси есть особенности. Недисциплинарного характера.

Доусон кивает, понимая, что у моей воображаемой дочери могут быть проблемы с освоением учебного материала.