К Тюдор - Похищение Энни Торн

Я много о чем не говорил маме. Просто не мог. Не мог, потому что не хотел ее волновать. Не хотел расстраивать. И я боялся, что она попросту мне не поверит.

Я не говорил ей, что боялся возвращаться после школы домой, зная, что отец к тому моменту уже будет пьян, а в доме стоит невыносимый запах. Воняет не просто выпивкой, а кое-чем похуже. Чем-то омерзительно кислым, словно что-то заползло под половицы и сдохло там. Однажды ночью мама даже отправила нас с отцом искать дохлую мышь. Когда мы так ничего и не нашли, мама закатила глаза и сказала: «Уверена, скоро запах пройдет».

Я не говорил ей, что она ошибалась. Что запах исходил не от дохлой мыши. В нашем доме поселилось что-то другое.

Я не говорил ей, что часто по ночам мне не давали спать звуки, доносившиеся из соседней комнаты – комнаты Энни. Иногда это были беспрестанно повторявшиеся слова из песни: «Она спустится с горы, вот увидишь. Она спустится с горы, вот увидишь».

А иногда это были ужасные крики и вопли. Заслышав их, я надевал наушники от плеера или накрывал голову подушкой. Что угодно – лишь бы заглушить эти звуки. Утром я заходил к Энни в комнату, стягивал с кровати пропитанные мочой простыни, запихивал их в стиральную машину и включал ее перед уходом в школу. Вероятно, мама думала, что я стараюсь помочь отцу. И, честно говоря, если бы я не занимался стиркой, ею бы никто не занимался. Однако настоящая причина была не в этом.

Я делал это, потому что считал себя виновным в произошедшем. Такова была моя карма. Мое покаяние. Кара за то, что я сделал. Или не сделал. Я не спас ее.

Я никому не говорил, что иногда мне приходилось менять и свои простыни. Что я вздрагивал от каждого скрипа, ведь, обернувшись, я мог увидеть Энни, стоявшую у меня за спиной с Эбби-Глазки в руках. Она ничего не говорила, лишь улыбалась, глядя на меня глазами, которые были слишком тусклыми и старыми для восьмилетней девочки.

Я не хотел признаваться даже самому себе, что иногда меня до смерти пугала моя собственная младшая сестра.

Прозвенел звонок. Я сунул свои книжки в сумку и отодвинул стул. Место рядом со мной пустовало. Раньше его занимал Крис. Однако теперь он предпочитал сидеть в одиночестве, за свободной партой в конце класса.

И я был этому рад. И не просто потому, что не хотел с ним разговаривать или выслушивать его извинения за то, что они натворили той ночью. С Крисом что-то происходило. Он стал еще неопрятнее, чем раньше. Его заикание теперь стало еще более заметным. Он постоянно что-то напевал и бормотал себе под нос. Иногда Крис останавливался и начинал маниакально тереть свои руки, словно пытаясь счистить с них невидимую грязь. Или стряхнуть насекомых.

Обычно Крис спешил покинуть класс первым. Это позволяло ему избежать дразнилок, подножек и тычков. Теперь, когда он (как и я) больше не общался с Хёрстом, он лишился прикрывавшего его невидимого щита.

Я за него не вступался. У меня своих проблем хватало. Своих забот. Поэтому, когда в тот день, спеша по лестнице, я увидел, что он неуклюже увязался за мной, я разозлился:

– Чего тебе?

– М-мне н-н-нужно т-т-т-тебе к-к-кое-что п-п-показать.

Его дыхание было затхлым, словно он не почистил зубы. От рубашки несло немытым телом.

– Что?

– Н-н-не могу г-г-говорить здесь.

– Почему?

– С-с-слишком много л-л-людей.

Мы спустились на первый этаж. Я толкнул дверь, которая вела в школьный двор. Нас окружила толпа других учеников. Обычные толчея и суматоха после уроков. Крис покраснел. Я видел, что он пытается выдавить из себя слова. Мне невольно стало его жаль.

– Просто постарайся дышать, ладно?

Он кивнул и сделал несколько глубоких вдохов. Я ждал.

– К-кладбище. В-в-в-встретимся там. Шесть вечера. Важно.

Я хотел отказаться под каким-нибудь предлогом, однако мне все равно нечего было делать. Какая у меня была альтернатива? Убедиться, что отец не устроил в доме пожар, заснув с сигаретой? Что моя сестра по-прежнему далека от меня? Что она по-прежнему не Энни?

– Ладно, – вздохнул я. – Надеюсь, оно того стоит.

Крис кивнул, втянул голову в плечи, словно пытаясь укрыться от дождя, и поспешил за угол.

Я поправил висевшую у меня на плече сумку. Сзади послышался смех. Я оглянулся. В дверях блока английских классов возник Хёрст; Флетч следовал за ним подобно грязной тени. Оглядевшись, Хёрст ухмыльнулся и что-то ему прошептал. Оба сдавленно захихикали.

Сжав кулаки так, что ногти впились в ладони, я заставил себя отвернуться. Я лишь наживу себе лишние проблемы. Мама расстроится, а отец меня выпорет. Хёрст победит. Опять. Так в чем смысл? Опустив голову, я решительно зашагал к воротам.

Сразу домой я не пошел. Я теперь никогда так не делал. Я бродил по улицам, ел жареную картошку на автобусной остановке, шатался по детской площадке (если там не было Хёрста и Флетча) – словом, всячески оттягивал тот момент, когда, открыв дверь, мне придется вновь почувствовать затхлый запах дома и, ступив в опостылевшую темноту, ощутить, как меня окутывает ползучий холод…

Сегодня у меня в кармане было всего несколько пенсов. На картошку или сладости не хватило бы, так что я побрел по главной улице, пиная пустую пластиковую бутылку. Проходя мимо небольшого газона, посреди которого стояла медная статуя шахтера, я заметил на обычно пустовавшей скамейке рядом с ней одинокую фигуру в слишком большой армейской куртке. Склонив голову, на скамейке сидела Мэри, и темные волосы падали ей на лицо.

Мы не говорили с ней с той самой ночи в шахте. По правде сказать, я даже не был уверен, что она как следует помнит случившееся. Хотелось бы мне, чтобы это изменило мое мнение о ней, низвергнув Мэри с того пьедестала, на который я ее возвел. Однако это было не так. Она по-прежнему вызывала у меня отклик в сердце, и не только в нем.

Подойдя к ней, я неуклюже встал рядом.

– Ты в порядке?

Она взглянула на меня сквозь спадавшие на глаза волосы:

– Джо?

Шмыгнув, Мэри потерла нос. Я понял, что она плакала. Помешкав какое-то мгновение, я снял сумку с плеча и сел рядом с ней.

– Что случилось?

Покачав головой, Мэри произнесла прерывавшимся от рыданий голосом:

– Я была идиоткой.

– Почему?

– Мне жаль. Из-за произошедшего с твоей сестрой.

– Все в порядке, – сказал я, хотя это и было неправдой.

– Там, внизу, творилось настоящее безумие. В смысле, поверить не могу, что мы подумали, что она, ну, знаешь…

К моему горлу подкатил комок, заставивший меня сглотнуть.

– Знаю.

Она вновь покачала головой:

– Ты даже не представляешь, как я хотела поговорить с тобой. Но я боялась.

– Боялась? Чего?

Она смущенно прикрыла лицо волосами.

– Ничего.

Не похоже, подумал я. Ее голос дрожал. И почему она все время прятала лицо? Внезапно я догадался: