Инна Жарчинская - Скрипач

Это повторилось. Я стояла на подоконнике распахнутого настежь окна и смотрела вниз с высоты своего четвертого этажа. Если бы не мороз, то я была бы уже трупом. Холодный зимний ветер разбудил меня за секунду до рокового шага. Страшно подумать: всего один шаг — и все, что от меня осталось бы — это изломанное и искореженное тело в луже крови на асфальте! С каждым разом это становится все страшнее и страшнее.

Я осторожно слезла с подоконника и наглухо закрыла окно. Меня била дрожь, но не от холода, а от ужаса. «Надо будет поставить решетки на окна, — подумалось мне, хотя я прекрасно осознавала, что ничего хорошего в этом нет. — Докатилась, теперь буду жить, как в тюрьме, и видеть небо в клеточку! Боже! Что же со мной происходит?!»

— Послушай, Маня, это тебя сглазили, порчу навели, — восторженно сверкая глазами, воскликнула моя подруга Галина. — Такие вещи просто так, от фонаря, не происходят.

Я отмахнулась от нее, словно от назойливой мухи. Галка хорошая девчонка, но слишком уж повернута на всякой мистической ерунде.

— А я говорю, что тебе надо срочно сходить к какой-нибудь бабке, — продолжала настаивать она. — Хочешь, я для тебя разузнаю адресок?

— Галюня, не мели ты чушь ради бога! — уже в который раз попыталась я воззвать к ее здравому смыслу. — Какие бабки? Какие порчи? Мы живем в двадцать первом веке.

Зря я ей рассказала о своих проблемах, но теперь поздно каяться — слово брошено и попало на благодатную почву. Теперь Галка разовьет бурную деятельность. И не известно, что было бы хуже — осторожно обо всем расспросить родителей, которые после этого наверняка потащили бы меня к психиатру, или открыться своей деятельной подруге, у которой на меня теперь свои планы.

— Я тебя прошу, забудь все, что я тебе сейчас сказала, — попыталась я хоть как-то исправить положение. — Все нормально.

Но так просто от Галки не избавиться, она схватила меня за руку и страстно зашептала:

— Это точно порча, зря ты мне не веришь. Но я тебе помогу!

О Боже, врагу не пожелаю такой помощи! Как говорится, бойтесь данайцев, дары приносящих. Я представила себе, как у меня в квартире орудует настоящий шаман с бубном и приносится в жертву несчастная черная курица или такого же цвета кошка. Кошмар! Она ведь теперь не отстанет.

Замуж Галка вышла рано, сразу после школы. Вышла, как позже выяснилось, крайне неудачно, потому что ее муж оказался наркоманом. Вот тогда-то она и подсела на всю эту мистическую дрянь. Сначала бегала по разным ведьмам и экстрасенсам, пытаясь вылечить «Сашеньку, зайчика, котика», а потом — надеясь отвязаться от этого «обдолбанного козла Михеева». Весь путь от «зайчика» и «котика» до «обдолбанного козла» оказался не очень долгим, всего-то год или около того. Избавиться от бывшего мужа ей удалось, но помогли здесь не колдуны и ведьмы, а наша доблестная милиция. Санек начал потихоньку приторговывать наркотой, чтобы выкроить себе на дозу, на чем и погорел. Но вот только Галина с тех пор почему-то уверена, что все это заслуга очередной бабки и ее магических ритуалов.

— Маня, это дело серьезное, — страстно убеждала она меня, — здесь нельзя тянуть. Знаешь, какие есть страшные порчи?! Надо действовать уже сейчас, потому что потом может быть поздно.

С трудом мне удалось ее спровадить. И как только дверь за Галиной закрылась, я почувствовала страх, граничащий с ужасом. Внутри все сжалось, а ладони вспотели. Неужели этот кошмар опять повторится? Самое удивительное, что я этого хотела. Наверное, я действительно сумасшедшая и хороший психиатр мне бы не помешал. Я набрала номер отца и, дождавшись его ответа, с места в карьер выпалила:

— Па, а я в детстве не страдала лунатизмом?

Я даже почувствовала, как насторожился мой отец. Его чувства пролились на меня прямо из телефонной трубки напряженным молчанием. Потом раздалось встревоженное:

— Нет. А что у тебя случилось, котенок?

Кажется, я до старости лет останусь для него котенком. Но теперь надо было как-то выпутываться из этой ситуации. Дело в том, что три года назад отец от нас ушел, и почему-то по сей день он чувствует передо мной какую-то вину, хотя я никогда его ни в чем не упрекала, впрочем, как и мама. Ничего экстраординарного не произошло, миллионы людей разводятся, и никто от этого не умирает. Но это чувство вины он несет по жизни как крест и даже не пытается от него освободиться. А тут еще год назад вышла замуж мама и тоже решила, что она передо мной виновата с ног до головы. Как будто я не понимаю, что она еще молодая и имеет право на свое женское счастье. И вот теперь они наперегонки состязались в том, чтобы загладить эту несуществующую вину перед единственной дочерью. Но самое противное, что этот нелепый груз несуществующей вины больше всего давит именно на мои плечи. Мне всегда казалось, что я одним только своим существованием отравляю им жизнь, заставляя их чувствовать себя не в ладах с совестью.

— Ничего страшного, папа, — поспешила я его успокоить. — Все нормально. Просто у нас тут с Галкой разговор об этом зашел, и мне стало интересно.

Он шумно выдохнул.

— Нет, котенок, никаких проблем у тебя не было с этим. Спала так крепко, что мы с мамой даже удивлялись. Да, тебе ничего не надо?

— Начинается! Пап, я же просила перестать меня опекать. Я уже взрослая девочка, живу самостоятельной жизнью и вполне в состоянии о себе позаботиться.

— Я никогда к этому не смогу привыкнуть, — грустно признался отец. — Да, ты уже взрослая, и поэтому я переживаю за тебя еще больше. «Что за комиссия, Создатель, быть взрослой дочери отцом!» — с пафосом воскликнул отец, и я пожалела, что полезла к нему со своими вопросами. Но то, что меня интересовало, я все-таки выяснила. Ничего неожиданного, все именно так, как я и думала.

Когда со мной это случилось в первый раз, то никакого страха не было, лишь чувство неловкости, потому что очнулась я на лестничной площадке в полупрозрачной ночной рубашке. Я танцевала какой-то безумный танец и, даже проснувшись, еще какое-то время все никак не могла остановиться. Хорошо, что было три часа ночи и никто не шарахался по подъезду, даже старая склочница, вездесущая Раиса Петровна, в это время мирно спала в своей постели, а не подглядывала, как обычно, в дверной глазок, едва заслышав шаги на лестнице.