Александр Горский - Крысолов

— Да я не пойму, ты шутишь надо мной или как? — наконец отозвался Фролов.

— Троном не шутят, я тебе так скажу, — Рудин устало потер переносицу, — но ты особо не обольщайся. Во-первых, шеф окончательно ничего не решил, во-вторых, ты если и идешь, то идешь вторым номером, как резервный кандидат. Но! — Иван Андреевич выставил прямо перед лицом Фролова указательный палец. — До выборов еще пять месяцев, и все может перемениться. Одна ошибка Тукая, и ты можешь из запасных игроков перейти в основу. Да и если на выборах будешь вторым, то премьерское кресло тебе обеспечено.

— Мне все же не очень понятно, с чего бы такая забота. — Фролов не мог скрыть своего недоверия.

— Что тебе непонятно, Петр? — терпеливо, как школьный учитель, растолковывал Рудин. — О тебе много говорили последний месяц. Сочувствовали твоему горю. Держался ты достойно, это тоже заметили. Все просто. А потом, Петр, есть еще один смешной аргумент, он раньше был скорее в минус, а теперь заплюсовал.

— Заинтриговал, — улыбнулся Петр Михайлович.

— Ты умный, Петр, — вздохнул Рудин, — и если раньше, скажу честно, это тебе даже мешало, то сейчас ситуация совсем другая. Переменилась ситуация, понимаешь, Петя? Стране нужен умный человек, шефу он нужен. Раз уж шеф решил на покой, то и человека себе на смену он ищет, чтоб с мозгами был. Чтоб и для страны какая-никакая польза была. Ты подходишь. Или я не прав? — Рудин вновь хитро прищурился.

— Приличия требуют, чтобы я скромно сказал: ах, вы мне льстите. Но я так не скажу. Не скрою, предложение сильное. От таких, наверное, не отказываются. Но я ведь понимаю: если все выйдет именно так, то я буду тебе обязан, Иван. Хотелось бы знать, что именно я буду тебе обязан?

Лицо Рудина расплылось в широкой улыбке. Он захихикал.

— Я вижу, что не ошибся в тебе. Детали мы еще обсудим, и не раз, можешь не сомневаться. А сейчас ты мне ответь, ты в игре?

В ответ Фролов решительно протянул Рудину руку. Две ладони встретились в воздухе и с силой сжали друг друга. Союз был заключен.

Желтые глаза, не мигая, смотрели на него. Он протянул руку и погладил запрыгнувшую на стол кошку. Та удовлетворенно заурчала, затем, немного покрутившись, улеглась прямо по центру стола. Сидящий за столом человек задумчиво продолжал гладить засыпающее животное.

Что-то пошло не так. В чем именно была ошибка, понять он не мог, но ошибка была. Внешне все выглядело как обычная охота на распространителей наркотиков. Кинолог, собачка, но его чутье подсказывало ему, что это было не так. Они охотились на него. А ведь он сам был охотник. Иногда так бывает, когда охотник вдруг сам становится чьей-то добычей. Пошел ловить зайцев и не вернулся — волков встретил. На этот раз добычей чуть было не стал он сам. Судя по тому, что в дверь еще не позвонили, знают они не так уж и много. Очевидно, в их рядах нашелся кто-то достаточно толковый, чтобы суметь установить связь между всеми этими девицами с дурной кровью.

Что же, пора менять почерк. Хорошая фраза. Менять почерк. Сколько их уже было до него, сколько их еще будет после, а может быть, и сейчас по городу бродит еще кто-то, такой же, как он, охотник, которого влечет за собой желание, противиться которому невозможно. Желание охотиться, желание убивать. Хорошая вещь книги, полезная, но еще лучше поисковая строка в браузере. Все ответы находятся гораздо быстрее. Именно эти ответы подсказали ему, почему же рано или поздно почти все его предшественники были пойманы. У них был свой почерк, они действовали однообразно, словно механические куклы, зажавшие в руке нож или удавку. В органах же не идиоты работают, ну, точнее, не совсем идиоты. Даже эти достаточно примитивные существа рано или поздно находили какие-то простейшие, бесхитростно прикрытые закономерности в следах, оставленных теми, кто был до него. Он не будет так глуп, следы должны измениться. Гончие будут удивленно водить носом и бессмысленно выть, задрав морды к небу. Он уже так делал, делал не раз. Именно поэтому столько лет он мог оставаться невидимым, именно поэтому он был лучшим.

Только одно отличало происходящее сейчас от того, что было раньше. Никита. Пацан сильно напортачил с этой недоделанной журналисткой. Если бы он знал об этом раньше, то не стал бы ее убивать. Но теперь уже ничего не исправить. Точнее, кое-что исправить можно. Он взял со стола фотографию и долго задумчиво смотрел на нее. Неужели все именно так, как он думает? Раздраженно он бросил снимок обратно на стол. Он не знал, как именно обстоит дело, но было ясно, что через Никиту могут выйти на него. Это было очень опасно, и эту опасность следовало устранить как можно скорее. Он взял снимок со стола и сунул его во внутренний карман ветровки.

На столе остался только нож и кошка. Кошка уже спала, а рукоятка ножа молча ждала прикосновения его руки. Идеально наточенное лезвие было готово к работе. Да, сегодня не будет охоты, сегодня будет работа. Не самая приятная, но необходимая. Пальцы сомкнулись на рукояти ножа, лезвие мягко скользнуло в кожаные наплечные ножны.

Так уж сложилось, что современные сыщики работают в группах. Ушли в прошлое времена легендарных одиночек, а ореол легенд вокруг них настолько сгустился, что за ним уже невозможно увидеть подлинные персонажи, то, какими они были и были ли вовсе. Сейчас это уже не так расстраивало Диму Рыбалко, как пятнадцать лет назад, когда он после окончания училища начал работать оперативником в районном отделе тогда еще милиции. Но тем не менее он до сих пор иногда сожалел, что не может так же, как герои его любимых книжных романов, выслушав показания чудом оставшейся в живых жертвы, достать из ящика стола тяжелый кольт, пачку патронов и выйти на улицы ночного города чтобы свершить справедливость, раскрыть преступление и непременно самому покарать преступника, попутно выбив зубы рукояткой своего кольта у нескольких негодяев поменьше рангом. А после принять благодарность от уже вполне оправившейся потерпевшей, которой непременно должна была оказаться длинноногая красавица блондинка с шикарной грудью третьего размера. В жизни все оказалось гораздо скучнее и прозаичнее. Половину работы составляло написание рапортов и отчетов о характере проделанной другой половины этой самой работы. В свободное от нелюбимой писанины время частенько приходилось совершать поквартирные обходы в поисках свидетелей, из раза в раз объясняя, прочему его надо пустить в подъезд или открыть дверь квартиры. Если свидетель находился, как правило, выяснялось, что он ничего не помнит, а потерпевшие давали такие запутанные показания, что Рыбалко порой самому хотелось прибить их. Несколько раз Дмитрию доводилось применять табельное оружие, после чего он целый день писал объяснительные, а затем еще несколько раз пересказывал их содержание своими словами неприятным людям из отдела собственной безопасности или прокуратуры.