Александр Горский - Крысолов

Миниатюрный «смарт» свернул с кольцевой автодороги и устремился по уходящему в юго-восточном направлении от столицы шоссе. К удивлению Виктории, считавшей, что в утренние часы все едут исключительно из пригородов на работу в столицу, выезд из города был не менее перегружен. Лишь отъехав километров на пятьдесят от города и миновав Островцы, она смогла набрать максимально разрешенную на трассе скорость. Серые утренние сумерки сменились таким же серым, угрюмым днем. Грязные, насыщенные холодной влагой тучи низко стелились над черными, разбухшими от талой воды полями. Казалось, что сама природа не рада и противится приходу весны, как не рад раннему звонку будильника человек, пусть даже он знает, что день будет насыщенным и приятным. Сама Виктория была уверена, что день приятным не будет. Выпитая дома чашка кофе то ли быстро прекратила свое тонизирующее действие, то ли так и не смогла его начать. Вика свернула на автозаправку, где, залив полный бак бензина, купила себе стаканчик горячего американо и маленькую баночку энергетического напитка. Кофе она выпила прямо на заправке и сразу почувствовала себя бодрее. В машине Вика прибавила громкость радио, и маленький зеленый автомобиль вновь устремился в направлении Рязани. Два часа спустя она увидела указатель на Рыбное и свернула с трассы, а вскоре уже старательно объезжала заполненные водой гигантские ямы, тут и там хаотично разбросанные по улицам небольшого городка. Наконец навигатор показал, что она достигла нужной точки. Вика припарковалась возле невысокого деревянного заборчика, много лет назад покрашенного в зеленый цвет. С тех пор краска потемнела и почти вся отшелушилась, а сам заборчик изрядно заваливался вглубь участка и не падал лишь потому, что был подперт в нескольких местах старыми полусгнившими досками. Сразу за забором на участке густо росли вишни, но сейчас голые, корявые, еще не проснувшиеся от спячки стволы не могли скрыть стоящий чуть в отдалении приземистый деревянный домик. В одном из двух выходящих на улицу окон горел свет. «Возможно, хозяйку долго искать не придется». — Крылова скинула проволочную петлю, заменявшую защелку, и распахнула калитку. Проржавевшие петли громко скрипнули. Вика прислушалась. На участке было тихо, судя по всему, собаки хозяева не держали. На мгновение Виктория пожалела, что поехала одна, но, пересилив свой страх, прошла вглубь двора по тропинке, выстеленной дырявыми кусками старого линолеума. Крыльцо было расположено так, что пройти к нему нужно было вдоль боковой, с тремя окнами стены дома. Краем глаза Вика заметила, как колыхнулась занавеска на одном из окон. Желание развернуться и уйти, а точнее, броситься бегом и запереться в своем таком маленьком, но дающем ощущение безопасности автомобильчике, становилось все сильнее.

Однако бежать уже было поздно. Дверь дома распахнулась, и из темноты проема появилась невысокая полная женщина с оплывшим бледным лицом. Женщина была ниже Крыловой, но так как стояла на две ступеньки выше, то смотрела на Вику сверху вниз с нескрываемым неудовольствием от факта ее появления.

— Заблудилась? — Голос женщины звучал на удивление хрипло.

Виктория нащупала в кармане удостоверение. Прикосновение к этому затянутому в кожаную обложку куску картона придало ей уверенности.

— Хромина Людмила Михайловна? — Крылова выставила вперед распахнутое удостоверение. Увидев его, хозяйка дома сжалась и стала как будто еще ниже ростом.

— Это что же, Машка настучала, зараза такая? А вы не верьте ей, не верьте. Все врет она. Ну, может, пару раз кому пол-литра и нацедила, так это только из жалости, чтоб не помер кто с похмелюги.

— Я по другому вопросу. — Виктория догадалась, что хозяйка дома гнала самогон на продажу и с перепугу решила, что именно из-за этого к ней и пожаловали.

— По другому? — выпучила глаза Хромина, а в том, что это она, Вика не сомневалась. — По какому другому? Ничего я не нарушала. А то, что я Машкиному мужу рожу расцарапала, так он сам виноват, хватать меня начал, кобелюка пьяная. А я никому не позволю, я женщина приличная.

— В дом войти можно? — перебила ее Крылова.

Женщина замолчала. Несколько мгновений она о чем-то думала, оглядывая Викторию с головы до ног, потом тяжело вздохнула и нехотя пробормотала:

— Можно и в дом, коль так неймется.

Пройдя сквозь маленькую, больше похожую на заваленный барахлом чулан прихожую, Виктория оказалась в небольшой, но на удивление опрятной комнатке, одновременно выполнявшей функции и кухни, и столовой. Тяжелая бархатная портьера, висевшая на деревянной гардине, закрывала вход в спальню. Хромина махнула рукой в сторону обеденного стола, накрытого клеенкой, и включила в комнате свет.

Виктория села в углу с тем, чтобы иметь возможность видеть всю комнату. Хозяйка дома подошла к пышущей жаром беленой кирпичной печи, открыла дверцу и с трудом запихала внутрь толстое неколотое полено.

— За ночь тепло ушло, — пояснила Хромина, — а я тепло люблю, у меня от холода кости ноют. Так какой у вас вопрос ко мне имеется?

Вика отметила, что Хромина обратилась к ней на «вы». При включенном свете она могла как следует рассмотреть сидящую перед ней женщину. Виктория знала, что Хроминой сорок восемь, но испитое, отекшее лицо выглядело так, словно его обладательнице было уже далеко за шестьдесят. На бледной, тонкой коже извивались синие змейки вен, тяжелые, набухшие веки сдавливали покрасневшие, слезящиеся глаза. Больше всего Крылову поразил нос женщины. Бурый от множества лопнувших капилляров, с широкими темными воронками жировиков, он казался неестественно чужим на этом бледном, круглом лице. Было трудно поверить, что именно эта женщина была матерью так поразившего Вику своей красотой Никиты.

— Я хотела поговорить о ваших детях. — Крылова положила на стол диктофон, чтобы зафиксировать весь разговор с возможной матерью серийного убийцы.

— О детях — это громко сказано, — забулькала неприятным смехом Хромина. — У меня был один сын, Никитка, да и тот бестолковым уродился, в тюрьму сел.

— Вы уверены? — не сдержалась Виктория и тут же покраснела.

Хромина секунду смотрела на нее, выпучив удивленные глаза, а потом захохотала.

— Ну, ты, милая, даешь, — она вновь перешла на «ты», — да разве какая баба не знает, сколько раз рожала? У тебя-то, поди, еще и не было никого?

Виктория кивнула, кляня себя за допущенную промашку. Инициативу разговора она явно упустила, не успев его толком начать.

— Вот потаскаешь в себе эту тяжесть девять месяцев да полежишь в роддоме, поорешь всю ночь в пустом коридоре — таких вопросов задавать не станешь. Один у меня сын, Никитка, один. Я, правда, давно уж и не видела его, раньше Сережка, отец его, письма мне слал, фотографии, а теперь и он перестал, уже год как не пишет. Так что не знаю я ничего.