Давид Лагеркранц - Девушка, которая должна умереть

– И что сказал Богданов?

– Сказал, что знает, кто нас взломал.

«Что-то с электричеством», – вспомнил Владимир. Придет же такое в голову!

– То есть нас взломали?

– Очень похоже на то.

– Ты не должен был допустить этого, идиот.

– Конечно, но этот человек…

– Что за человек, черт его дери?

– Она – мастер экстра-класса.

– То есть это еще и женщина?

– Да. И деньги – не главное, что ее интересует.

– Что же в таком случае ее интересует?

– Месть.

Кузнецов зашатался, будто получил удар по голове. А когда вернулся в состояние равновесия, влепил Феликсу пощечину и пошел прочь, заглушать горе водкой и шампанским.

Лисбет выглядела спокойной, когда вернулась в свой номер в отеле, и даже как будто не особенно торопилась. Выпила бокал виски, взяла орехов из вазочки на ночном столике и собрала вещи, без нервов и спешки.

Только потом, отставив в сторону сумку, Саландер заметила, что тело ее неестественно напряжено, а взгляд ищет, что бы разбить – вазу, картину за стеклом, хрустальную люстру на потолке… Она ограничилась тем, что вошла в ванную и встала напротив зеркала, словно внимательно изучала собственное лицо, но на самом деле смотрела в никуда.

Мыслями Лисбет оставалась на Тверском бульваре, трогала оружие под пиджаком и тут же отдергивала руку. Ей казалось, это будет легко, но вышло иначе, и Лисбет впервые за это лето не знала, что делать. Она запуталась, и даже вид дома Камиллы в «Гугле» не придал ей уверенности.

Это выглядело как окруженный садами большой каменный особняк, с многочисленными террасами, статуями и бассейнами. Лисбет попыталась представить, как все это будет гореть – совсем как отец в «Мерседесе» на Лундагатан, – но и это не помогло. Некогда стройный план рухнул. Саландер понимала, что колебаться в ее положении опасно, что нерешительность делает ее уязвимой, но в результате лишь бормотала про себя что-то невнятное да пила виски.

Расплатившись через Интернет, она покинула номер. Пистолет выбросила в канализационный колодец в нескольких кварталах от отеля. Потом взяла такси, забронировала рейс на Копенгаген на один из своих фальшивых паспортов и номер в «Шератоне» – отеле совсем неподалеку от аэропорта «Шереметьево».

Утром она обнаружила в мобильнике эсэмэску от Микаэля. Он беспокоился. Лисбет вспомнила его лицо в объективе камеры на Фискаргатан и решила заглянуть в его компьютер. Она и сама толком не знала зачем. Быть может, просто из потребности задать мыслям другое направление.

Саландер села за стол. Спустя некоторое время обнаружила пару зашифрованных документов, очевидно, важных для него. Файлы содержали множество отсылок и намеков, понятных только ей. Похоже, Блумквист хотел, чтобы Лисбет с ними ознакомилась. Покопавшись еще немного в его сервере, наткнулась на длинную статью о крахе биржи и фабрике троллей. Кое в чем Микаэль разобрался, но далеко не во всем. Перечитав репортаж дважды, Лисбет добавила к тексту пару абзацев и прикрепила файл с документами и электронными адресами. У нее не хватило сил подстраиваться под стиль Блумквиста. Кроме того, от усталости она не заметила, что неправильно записала по-шведски фамилию Кузнецова. Саландер вышла из системы и легла на кровать, не потрудившись снять ни костюм, ни туфли.

Ей снился отец в языках бушующего пламени. Он упрекал Лисбет в слабости и доказывал, что против Камиллы у нее нет ни малейшего шанса.

16 августа

В воскресенье Микаэль проснулся в шесть утра – от жары, как ему показалось. Было душно, как перед грозой. Простыня и наволочка промокли насквозь.

В голове звенело. Блумквист уже задался вопросом, не заболел ли он, но потом вспомнил, как пил вчера вечером. Выругался, закрылся одеялом с головой и попытался снова уснуть.

Спустя пару минут ему вздумалось проверить, нет ли в мобильнике сообщений от Саландер. Не обнаружив, как и следовало ожидать, ничего подобного, Блумквист снова выругался, на этот раз в адрес Лисбет, понял, что успокоиться будет не так просто, и сел в кровати.

Бросил взгляд на груду недочитанных книг на ночном столике, но потом решил, что надо дописать статью. В результате вышел на кухню и сделал себе капучино. Потом просмотрел свежие газеты, ответил на несколько мейлов, немного прибрался в квартире и пошел в ванную.

В половине десятого поступило сообщение от Софи Мелкер – молодой сотрудницы «Миллениума», не так давно переехавшей в их квартал с мужем и двумя сыновьями. Софи хотела обсудить заголовок репортажа, на что Блумквист совсем не был настроен. Вместо этого он предложил встретиться в кафе-баре на Санкт-Паульсгатан через полчаса и получил смайлик с выставленным вверх большим пальцем.

Микаэль терпеть не мог смайлики. Он полагал, что человеческого языка вполне достаточно для выражения любой мысли. При этом не хотел выглядеть ретроградом, поэтому собирался послать в ответ веселую рожицу, но в результате кликнул на красное сердце и задумался. Сердце – это могло быть неправильно истолковано. Почти признание в любви, хотя… Какая, к черту, любовь? Сегодня все это значит не так много – объятия, поцелуйчики, привет-привет… Успокоившись, Блумквист принял душ, побрился и надел джинсы и голубую рубашку.

Он вышел в город, под безоблачное голубое небо. По каменной лестнице спустился на Хорнсгатан, свернул на площадь Мариаторгет и огляделся. Удивительно, но Блумквист не видел вокруг никаких следов вчерашнего праздника. На гравийных дорожках не валялось ни единого окурка. Мусорные корзины были пусты, а чуть в стороне, слева, девушка в оранжевом жилете с шестом в руке выбирала из травы бумажки и мусор. Микаэль направился мимо нее к статуе Тора.

Он проходил здесь каждый день, даже несколько раз в день, но никогда не задумывался о том, кого это изобразил скульптор. Микаэля это просто не заботило, как и все то, что постоянно находится у нас перед глазами. Спроси его об этом кто-нибудь, возможно, Блумквист назвал бы святого Георгия. Тем не менее это был Тор, убивающий Змея Мидгарда [11] Змей Мидгарда, или Ёрмундганд – морской змей из скандинавской мифологии, убитый богом Тором. Мидгард – «срединный мир», то есть населенный людьми. .

Микаэль вообще никогда не обращал внимание на статуи и не читал табличек на постаментах. Вот и теперь глядел мимо Тора в сторону детской площадки, где отец со скучающим видом раскачивал качели, на которых сидел его сын. Народ загорал, развалившись кто на скамейках, кто на траве, – обычное воскресное утро. На какое-то мгновение картина показалась Микаэлю неполной. В ней будто недоставало какой-то детали. Блумквист встряхнулся, прогоняя наваждение, и ускорил шаг.