Себастьян Фитцек - Инквизитор

Тут Патрик не выдержал и вскочил со стула.

– То есть это означает, что мы все это время читали текст, который написала сумасшедшая убийца и который уже довел до безумия одного психиатра?

– Стоп, стоп, стоп! – Профессор предостерегающе поднял руки. – Это лишь слухи. Не обязательно, что так и есть. Кроме того, вы оба находитесь под медицинским наблюдением. Если в последующие дни вам что-то покажется странным, я прошу вас немедленно связаться со мной.

Он положил свой портфель на стол и вытащил пачку желтых стикеров.

– Зачем? Что должно показаться нам странным? – спросил Патрик, пока профессор доставал ручку.

– Как все мы теперь знаем, София Дорн была одержима мыслью «насильного гипноза». Специалисты считают, что за годы, проведенные в бегах, она усовершенствовала свои методы.

– Пожалуйста, по существу. – Студент забыл обо всем уважении, но профессор не мог его в этом упрекать ввиду обстоятельств.

– Научный мир давно спорит, возможно ли загипнотизировать человека, дав ему прочитать текст.

– Что, простите?

– Существуют ли на самом деле эти протоколы Алц нера, о которых идет речь на странице 174. Возможно, вы держите в руках один из них. Документ с незримым подтекстом, который может прочитать только подсознание.

– Вы шутите? – В голосе Патрика послышалась паника. – Мы оба загипнотизированы, потому что прочитали этот текст, написанный сумасшедшей?

Профессор кивнул.

– В этом цель теста. Чтобы эксперимент удался, я не мог посвятить вас заранее. За что прошу прощения. Лично я не верю в это и считаю все современной легендой. Научным мифом, который мы вместе опровергнем.

– А если нет? Что теперь случится с нами?

– Я не знаю. Но как я уже сказал, как только вы заметите нечто подозрительное, что вас обеспокоит, пожалуйста, позвоните мне.

– И вы сможете нас вытащить? Из этого транса? Когда мы в нем застрянем?

Лидия часто заморгала.

– Если вы в нем застрянете, да. В любом случае. Я знаю разгадку.

– Разгадку?

– Ответ к последней загадке: «Брось меня, если я тебе нужен. Подними, если не нужен». Если в ней скрывается сублиминальное послание, то есть скрытый подтекст, то мы предполагаем, что его постгипнотическое действие можно снять с помощью этого слова.

– Вы предполагаете. Как утешительно. Выкладывайте: что за слово?

Профессор покачал головой, когда Патрик погрозил ему пальцем.

– Если я назову его вам сейчас, то эксперимент будет провален. Подождите, изменится ли что-то в вашей жизни. Записывайте все и не переживайте. Я доступен днем и ночью. С вами ничего не случится.

– Я не уйду отсюда, пока не узнаю это чертово слово, – почти прокричал студент.

Дверь за ним заскрипела, и в проеме показалась голова.

– Все хорошо, без проблем, у нас все в порядке, – сказал профессор пожилому мужчине, который удивленно приподнял брови, но затем снова закрыл дверь.

– Нет, ничего не в порядке. Немедленно скажите нам ответ к загадке, или…

– Ладно, ладно, – перебил он жаркий поток речи студента.

Он был подготовлен. И рассчитывал на такое. Профессор подошел к ним, взял их папки и наклеил внутрь желтые стикеры, на которых только что написал свой электронный адрес.

Лидия и Патрик вопросительно посмотрели на него.

– Если вы в чем-то засомневаетесь, напишите мне мейл. И сразу же получите ответ, о котором только что просили. Таким образом, в ваших руках прервать эксперимент. Но я прошу вас сделать это лишь в том случае, если нельзя иначе. Ради науки. Договорились?

Профессор вернулся к своему месту, собрал свои материалы и убрал в потертый портфель.

Лидия встала.

– Но ее все-таки разгадали, да? – осторожно спросила она. – Загадку Хаберланда – и в итоге он выжил?

Профессор как раз собирался убрать оригинал медицинской карты и замер.

– Нет, – тихо сказал он, и его взгляд снова подернулся печалью.

Лидия кивнула ему, словно было достаточно простого одобрительного кивка, чтобы высказать самую горькую из всех правд. Тогда, в том сумеречном баре со слишком громкой музыкой и слишком водянистым пивом, она стояла перед ним не такой обнаженной и ранимой, как он сейчас перед ней. Он задался вопросом, осознает ли она это, и произнес:

– Мне очень жаль, боюсь, Никласа Хаберланда уже нельзя было спасти.

Ржавые ворота с грохотом захлопнулись.

– Очень смело с вашей стороны, – хмыкнул пожилой мужчина и вытащил ключ из замочной скважины. Затем убрал тяжелую связку ключей в боковой карман рабочей куртки и натянул перчатку. – Не думал, что вы еще раз придете сюда просто так.

– Это было разовое занятие со студентами. – Профессор засмеялся. – Но вы ведь тоже еще здесь.

– К сожалению. – Консьерж пренебрежительно хмыкнул, и они отошли на несколько шагов от дома. – Раз в месяц я проверяю, все ли здесь в порядке. Хоть какая-то прибавка к пенсии, в отличие от жены.

– Никто так и не захотел купить махину?

Бахман шмыгнул носом и оглядел обледенелый, заросший плющом фасад до самой остроконечной крыши виллы.

– Почему же? После смерти Расфельда она, конечно, пустовала какое-то время. В прессе не писали ничего конкретного, но слухов было много. Неудивительно, потому что никто так и не сделал официального заявления. Брук вернулся в Гамбург и отказывался от всех предложений написать книгу о той ночи. Повариха перешла в отель, Ясмин тоже бросила работу. Я слышал, они с Линусом записали пластинку. И якобы та даже имела большой успех. Не удивлюсь, если так и есть. С этой сумасшедшей станется.

Бахман посмотрел наверх. У них над головой пролетала стая ворон.

– Грета единственная дала интервью. Она на полном серьезе утверждала, что после той ночи излечилась от своей фобии и отныне может встречать Рождество одна. Этому вообще можно верить?

Стая разлетелась в разные стороны и собралась вместе лишь через несколько секунд. Бахман потерял интерес к птицам и снова посмотрел на профессора. Его взгляд помутнел, наверняка ему уже требовались очки посильнее.

– Люди до сих пор думают, что здесь в психушке была резня, во время которой пациенты убивали друг друга. Поэтому многие верят, что на территории водятся привидения. Глупость, но инвесторов, похоже, отпугивает. Чего тут только не планировали. Фешенебельный жилой квартал, рестораны, даже отель. Но так ничего и не вышло.

– О Софии тоже говорят?

Старый консьерж вздрогнул при упоминании этого имени и потер поседевшие бакенбарды.

– Дети говорят, что она ведьма и все еще живет в доме. Под крышей, со своей больной дочерью. Ну вот, типа того.

Он через силу улыбнулся, но на лице у него лежала такая грусть, какую профессор редко видел у взрослого человека.