Роберт Брындза - Девять Вязов

– У нас же не будет неприятностей? – спросил Тристан.

– С кем?

– С полицией.

– А почему они должны быть? Мы никуда не проникли незаконно. Конечно, объяснять, что мы делали, было довольно неловко, но по машинам ведь лазила я… Не самое изящное мое представление. У нас есть оправдание. И мы сразу же передали им улики.

– Вы думаете, они вызовут нас в участок для допроса?

– Нет. Мы дали письменные показания. Возможно, они захотят что-нибудь уточнить, но тогда они, скорее всего, позвонят или приедут сами, неофициально. Если они поймают того, кто это совершил, то нас, возможно, вызовут в суд… – голос Кейт затих. Она не загадывала так далеко. – Ты завтра будешь? У меня две лекции после обеда, – сменила она тему.

– Да, я буду. Мне очень интересно разобраться с делом Кейтлин Мюррей, – сказал Тристан.

Судя по голосу, он все еще немного нервничал, но Кейт не стала приставать к нему с вопросами. Когда Малкольм и Шейла хотели поговорить с Кейт об оплате, Кейт и Тристан сошлись на том, что они не возьмут денег, а вместо этого попросили разрешения использовать материалы дела для будущих лекций по криминологии. Они чувствовали, что просто не могут взять с убитой горем пары ни одного пенни, зато они получат возможность искать информацию по делу в рабочее время, как они обычно поступают, готовясь к лекциям по нераскрытым делам. Это была небольшая лазейка, чтобы оправдать использование ресурсов университета, но Кейт думала больше о том, что такое решение будет одинаково удобно для всех Кейт положила трубку. Спать совершенно не хотелось, поэтому она открыла папку, которую ей передали родители Кейтлин, и начала просматривать содержимое.

День в психиатрической лечебнице Баруэлла начинался рано, в 6:30 утра, когда подавали сигнал к завтраку, а время, отведенное Питеру Конуэю для похода в душ, начиналось с 7:10.

Маленькая ванная комната в конце отделения постоянно напоминала ему пансионаты, в которых они с Энид жили во время его школьных каникул: потертые деревянные перегородки, постоянные сквозняки, капли воды, падающие в древние фарфоровые раковины, голые лампочки и невыветривающийся запах вареной еды с кухни.

Питер голый стоял перед заляпанным зеркалом, соскребая с лица пену дешевой одноразовой бритвой, и впервые за несколько месяцев внимательно разглядывал свое тело. В лучшие времена у него были широкие плечи, сильные руки, тонкая талия и накачанные ноги. А теперь он разжирел. Белый волосатый живот выдавался вперед и нависал над копной лобковых волос. Руки были хилые, бицепсы превратились в жир и стекли вниз, а ноги стали тощими, точно две сигареты «Вудбайн», торчащие из пачки, как любила говорить Энид. Его член был вялым. Спящим. Как и все остальные части его тела, оглушенные коктейлем из успокоительных таблеток, которые он принимал.

Он несколько лет пользовался тренажерным залом, но после инцидента с откушенным носом лишился этой возможности. Дважды в день его выводили в прогулочный дворик, но это был просто позабытый Богом маленький клочок земли.

– Как у тебя там дела? – спросил стоявший в дверном проеме Уинстон, заглядывая в ванную через решетку.

Решетчатая дверь с небольшим квадратным окошком на уровне пояса была установлена так, чтобы Питер все время был под наблюдением, но Уинстон всегда позволял ему уединиться, за что Питер был ему благодарен.

– Нормально, насколько это возможно с дерьмовой бритвой, – сказал Питер. Он соскреб с подбородка остатки пены. Ополоснул бритву в раковине. Когда он повернул кран, Уинстон снова возник у окошка, и Питер передал ему станок, ручкой вперед.

– Спасибо, Питер.

Уинстон был накачанный, крепкого телосложения, и впервые за все время Питер сравнил себя с ним и подумал, что Уинстон сможет с легкостью его побороть даже без перцового баллончика, дубинки и электрошокера.

Пока Питер натягивал одежду, он позволил себе подумать, помечтать о том, как он покинет это место, точнее, о том, как его отсюда вытащат, если это вообще возможно. Может случиться так, что ему придется бежать или карабкаться наверх, и будет настоящей трагедией, если его дряблое, слабое тело подведет его и план на этом провалится. Он был в отчаянии от того, что не было больше никаких вестей от матери. Прошлым вечером она не ответила на звонок, что было странно. Питер подумал об их последней встрече. Может, он сказал что-то, что ее разозлило? Он потряс головой, отгоняя эту мысль. В тюрьме у тебя есть куча времени, чтобы c одержимостью гадать, что происходит снаружи. Здесь очень легко поддаться паранойе. Он бы все отдал за возможность иметь электронную почту. Удовольствие от мгновенного обмена информацией с миром. Он прослушал по радио несколько выпусков новостей о мертвой девушке, Кейше Смит, но все они были до невозможности скупы на подробности. В интернете он бы узнал больше, гораздо больше.

Питер надел капюшон и застегнул ремни на затылке, а затем спиной повернулся к двери. Уинстон через решетку надел на него наручники. Питер просунул сквозь решетку свой мешок, и только после того, как Уинстон осмотрел его содержимое и остался удовлетворен, дверь открылась. Они вышли из ванной и быстро прошли в небольшую кухню напротив, пока мимо них мыться провели следующего заключенного.

Они шли по коридору, окна которого выходили в прогулочный дворик. Бледный долговязый мужчина с темными редеющими волосами быстро ходил туда-сюда и возбужденно бил себя в грудь. Питер не знал его настоящего имени, все звали его Блуи. Он страдал шизофренией и был склонен к приступам паранойи.

– Я не пойду внутрь! Не пойду! – кричал он, мечась по крошечному дворику. Футболка на нем была разорвана.

Они свернули в коридор, где была камера Питера, и увидели группу санитаров, собравшихся у двери, ведущей во двор: шестерых здоровенных сильных мужчин и двух крепких женщин.

– Ты должен зайти внутрь. Твои пятнадцать уже минут прошли, – говорил один из них сквозь окошко в двери.

– Нахер вас всех! – визжал Блуи срывающимся голосом. – Нет! Нет! Нет!

Он продолжил ходить по кругу, бить себя в грудь и кричать. Палата Питера была в другом конце коридора, за дверью во двор. Засигналила рация Уинстона. Он рукой преградил Питеру дорогу.

– Подождите там с Питером, Вин, ладно? – затрещал голос по рации.

Уинстон снял рацию с пояса.

– Конечно. Питер, остановись, пожалуйста, на минутку.

Питер кивнул, наблюдая за Блуи, который нарезал круги, бил себя по голове и дергал за волосы.

Питер пытался вспомнить, когда у него было столько энергии, столько ярости, он пытался откопать их у себя внутри, но там все было как будто набито ватой. Там было пусто. Маленький прогулочный дворик был окружен трехметровыми стенами с колючей проволокой, между которыми была натянута сеть. Оттуда свисал дохлый голубь, крыльями и лапками запутавшийся в сети. Несмотря на холод, по его глазам ползали мухи.