Кристофер Йейтс - Мельничная дорога

Я сделал, как велела мать, и, пока писал, видел, как Макконел демонстративно бросал доллар за долларом, устраивая показательное шоу из вручения щедрых чаевых. Вскоре мы убрались.

Что же сталось с приглашением на ужин? Слава богу, Пит, вечеринка не состоялась, что было одним из многих положительных результатов того, что мой папочка покинул нашу грешную землю. Аминь!

Когда мы возвращались по Дороге высоких сосен к Макконелам, я заметил, что твоего грузовика у дома нет. Хитрюга с родителями собирался в тот же день в Уэстчестер к родным, и я подумал, не скатать ли мне в Свангамы, чтобы попытаться найти тебя. Но решил, что раз ты работаешь, это неудобно, и отправился домой.

После мучительного часа в закусочной, дома показалось отвратительнее, чем всегда: в переднем дворе груда мусора, которую каждому, кто вознамеривается добраться до двери, приходится с трудом преодолевать. Диски с колес, железяки, пустые канистры из-под масла, куча всякого хлама, старое откидное сиденье, половина трактора…

У стены две горы сломанных поддонов, и я, когда хотел проверить, дома ли отец, смотрел сквозь них, на месте ли его машина. В тот период отец был близок к установлению семейного рекорда: это была его последняя работа – он трудился на цементном заводе Дженсенов, и его уже недель семь или восемь не выгоняли. Когда отец работал, жить мне было легче – занятость на пару-тройку пунктов охлаждала его пыл.

Отцовского автомобиля за горами поддонов я не увидел. Если бы заметил, снова вскочил бы на велик и был таков. Открыл дверь в дом и, вспомнив ужастик в закусочной, расхохотался. Особенно забавным было то, как Джо Макконел отсчитывал чаевые – в ту пору все взрослые мне казались смешными. И тут увидел отца – он ждал меня на диване.

– Чему смеешься, Хохотун?

– Ничему, – ответил я.

– Садись и выкладывай про это свое «ничему».

Я опустился в самое дальнее от него кресло.

– Голоден?

– Нет, сэр.

– То есть ты хочешь сказать, что уже поел?

– Да, сэр.

– Что-нибудь вкусное?

– Пирожки с черникой.

– Пирожки с черникой? Где же ты такие отхватил?

В эту минуту я понял, что отец знает, где я находился. Мать была из тех людей, у которых что на уме, то и на языке. Наверное, как только дверь закусочной за нами закрылась, она бросилась звонить мужу – поделиться счастливой новостью, что нас собираются пригласить на ужин знатные люди. Наивный человек – мать, вероятно, надеялась, что он обрадуется.

Я оказался перед дилеммой: солгать отцу и получить за обман взбучку или сказать правду. Ближайшее будущее превратилось в реализацию плана, когда, поступай как угодно, результат один.

Заговорив, я сделал вид, будто мои слова ничего не значат. Да, Макконелы повели нас в «Голубую луну», и я ел там пирожки с черникой. И Кэрри, то есть миссис Макконел, тоже, и еще один мальчик…

– Стоп. В «Голубую луну»?

– Да, сэр.

– Где твоя мать прислуживала тебе на глазах незнакомцев? И унизила себя на своем рабочем месте? Ты что, вообразил себя лучше матери, парень?

– Нет, сэр.

– Кусок ты дерьма! Подумал, каково ей было? Считаешь, раз якшаешься с этими Макконелами, то отличаешься от нас?

– Нет, сэр.

– Заставить мать прислуживать тебе! Вообразил себя мужчиной? Пусть женщины стелятся перед тобой? Ты хоть знаешь, что значит быть мужчиной? Тебя следует наказать. И ты будешь наказан.

Думаю, на этом надо остановиться, слова больше ничего не добавят. Или мне нет сил видеть их на бумаге? Тем более, Пит, что ты заметил мои синяки. Все с одной стороны, потому что я свернулся в кресле и получал удары в один бок.

Кроме мелких деталей то, что происходило в тот день, мало чем отличалось от других дней моей жизни.

Свои синяки я прятал от глаз мира: шорты надевал редко, а те, что были на руках, скрывал под рубашками с длинными рукавами и толстовками. И пусть научился закатывать рукава так же ловко, как Хитрюга, теперь застегивал их на запястьях на пуговицы.

По лицу отец меня никогда не бил, и это делало его в моих глазах еще чудовищнее. Было бы честнее, если бы однажды, напившись, он посадил мне под глаз синяк. Вот, люди добрые, я, когда в настроении, могу сынку и навалять.

Почему я прятал синяки? Уж точно не потому, что стеснялся, что меня лупят. Смутить меня непросто. Я стыдился другого: лупил меня не кто-нибудь, а мой отец. Вот в чем проблема.

После побоев я свернулся на кровати на здоровом боку и старался вспомнить вкус проскальзывающих в желудок пирожков с черникой. Из-за меня отец опаздывал на работу и, как только закончил махать кулаками, выскочил из дома – грохот двери подтвердил, что он еще не остыл. Громко скрипнули покрышки – машина вырулила на дорогу.

Вскоре из своей комнаты появился маленький Билли, пристроился у меня за спиной, взял за плечо. Он от отца получал лишь легкие оплеухи. Не знаю, было ли дело в его возрасте или в болезни, у папаши сложилось странное отношение к нему. Я не сомневался: если бы кто-нибудь осмелился обозвать Билли Мопсом, отец мгновенно отправил бы обидчика в больницу.

Хотя я обрадовался, что братик пришел утешить меня, все-таки хотел, чтобы в постели был со мной другой, но знал, что ты весь день будешь на работе.

Представил, как я тебе рассказываю, что́ случилось, но когда облек свои чувства в слова, понял, что произнести их непросто. Вообразил, как дотрагиваюсь до своего ребра и вздрагиваю от боли, ты замечаешь и берешь меня за руку, и я опять вздрагиваю. Ты спрашиваешь, где еще болит, и я показываю: там, там, там – весь бок. Ты поднимаешь футболку и видишь первый синяк, задираешь выше, стягиваешь через голову, и твоему взгляду открываются все. Ты их целуешь, и это прекраснее, чем то, что я испытал в жизни, а я взамен готов сделать все, чтобы тебя порадовать. Абсолютно все.

Когда в следующий раз мы собрались с Хитрюгой в Свангамы, то думали, что впереди у нас целое лето – не то, что было в прошлом году. Два парня искали приключений в горах. Но по воскресеньям я рассчитывал встречаться там не с одноклассником.

Я был слишком рассеян, чтобы радоваться нашим забавам. Хитрюга этого не замечал, и мы оставались в горах до вечера. Не помню, чем мы занимались в тот день, наверное, во что-нибудь играли – скорее всего, в Гудини. В этой игре Хитрюга прекрасно исполнял свою роль. Не только потому, что научился вязать много разных узлов, но был намного меньше меня и легче выворачивался из пут.

Ближе к вечеру мы отправились домой, спустились на Мельничную дорогу и уже приближались к городу, когда мимо нас проехал твой зеленый грузовик. Стекла были опущены, и ты крикнул в окно:

– Веселых развлечений, ребята!

На Мэйн-стрит сразу за поворотом у кафе О’Салливана мы разделились, но я домой не поехал. Остановился и подождал, пока Хитрюга не повернет налево за угол и не скроется из виду. Подсчитав, что мой товарищ уже, наверное, у себя, я решил нанести тебе визит.