Ким Онсу - Планировщики [litres]

– Ты хороший человек.

– Что?

– Видишь, ты понравился Санте. Старые собаки всегда чуют хороших людей. – И старик глазами указал на тихо лежащую собаку.

Теперь Рэсэн мог рассмотреть пса вблизи. Несмотря на устрашающие размеры, у Санты были необыкновенно добрые глаза.

– Может, он так решил по глупости? – возразил Рэсэн.

– Да неужели? – Бросив косой взгляд на гостя, старик отхлебнул из стакана.

Рэсэн тоже попробовал.

– Приятный вкус!

– Неожиданный, да? Виски можно добавлять и в кофе, но в чай лучше. И тело хорошо согревает, и душу смягчает. Такое ощущение, будто обнимаешь красивую женщину. – Старик по-детски хихикнул.

– Да что вы такое говорите. Разве можно черный чай, пусть даже сдобренный виски, сравнить с женщиной? По мне, так красивая женщина гораздо лучше, – сказал Рэсэн.

Старик кивнул:

– Ладно, согласен. Как бы чай ни был хорош, с доброй женщиной ему не сравниться.

– Но все равно очень вкусно. Такой чай запомнится надолго.

– В черном чае имперский дух. Оттого у него такой приятный сладковатый вкус. Такую нежную сладость дают чему угодно смерть, убийства, жестокие убийства, много жестоких убийств.

– Интересная у вас логика.

– Кстати, на ужин у меня картошка и свинина. Будешь?

– С удовольствием, – согласился Рэсэн.

Старик вышел из дома и вскоре вернулся с куском копченого мяса вида весьма непривлекательного и несколькими картофелинами. Черное мясо было каким-то грязным, будто припорошенным пылью, кое-где торчала щетина. Казалось, от него и тухлятинкой пованивает. Старик обвалял мясо в золе, насадил на шампур и подвесил над огнем. Затем пошурудил кочергой в камине и положил в угли картошку.

– Не самый аппетитный способ готовить, – заметил Рэсэн.

– Мне однажды довелось побывать в Перу, там я и научился этому способу у местных индейцев. Возможно, выглядит и не очень приятно, но вкус у мяса получается отменный.

– Понятно. Значит, не надо судить о вкусе по виду. Раз уж это рецепт индейцев, то мясо наверняка получается восхитительным.

– Я только на днях понял, – ответил старик с легкой улыбкой, – что общего между мной и перуанским индейцем.

– И что же?

– Ни у меня, ни у индейца нет холодильника.

Старик время от времени то переворачивал мясо, то длинной кочергой тыкал в картошку, проверяя ее готовность. Огонь освещал его лукаво-серьезное лицо. Слышалось бормотание: “Поскольку пришел дорогой гость, то и ты, картошечка, должна хорошо испечься, чтобы гостю вкусно было”. Пока мясо поджаривалось, старик допил чай, налил себе виски и предложил гостю. Рэсэн протянул свой стакан. Виски обдирал горло и, добравшись до пустого желудка, возвращался терпким послевкусием. Алкоголь приятно разливался по телу, расслабляя и согревая. Ситуация, в которой он оказался, представилась Рэсэну до смешного нереальной: у камина за приятной беседой сидят объект убийства и убийца. Старик продолжал поворачивать вертел с мясом, и аппетитный запах плыл по комнате. Черный пес, принюхавшись, встал и подошел к камину, но из-за жара не решился подобраться к мясу поближе и жалобно заскулил. Боится огня.

– Тихо, Санта. Получишь и ты свою долю, не волнуйся, – сказал старик, поглаживая собаку по холке.

– Пса зовут Санта?

– Да, мы с ним познакомились на Рождество. Он тогда потерял хозяина, а я – ногу. – Старик приподнял левую штанину и показал протез. – Он спас меня, тащил по снегу почти пять километров.

– Наверное, судьба вас свела.

– Санта – самый прекрасный подарок, который я когда-либо получал на Рождество! – Старик потрепал собаку по голове.

– Вид у него устрашающий, но, судя по всему, характер спокойный…

– Он не всегда был таким. Прежде бросался на людей, да так, что приходилось сажать его на цепь. Но со временем утихомирился. Все еще не могу к этому привыкнуть… Наверное, животные меняются, когда долго живут с человеком.

Мясной дух дразнил, щекотал ноздри. Старик проверил, со всех ли сторон прожарился кусок, и снял вертел с огня. Затем ножом с зубцами разрезал мясо на три толстых ломтя, положил один Рэсэну, другой – себе, третий отдал Санте. Рэсэн соскреб золу и откусил солидный кусок.

– Необычно. Совсем не напоминает свинину.

– Правда, вкусно?

– Вкусно. А соли у вас нет?

– Соли нет.

– Как вы обходитесь без холодильника, без соли? Не каждый смог бы так жить. А перуанские индейцы тоже мясо едят без соли?

– Да нет. У меня была соль. Просто закончилась, – сказал старик смущенно.

– А вы охотитесь?

– Да, раньше охотился. Но нынче уже нет. Где-то месяц назад нашел в лесу угодившего в капкан кабана. Браконьеры здесь промышляют. Зверь был еще жив. Посмотрел я, как тяжело он дышит, и задумался, что же мне с ним делать. Добить или подождать, пока сам сдохнет? Выходило так: если ждать его смерти, то ответственность за это ляжет на браконьеров, если же добью сам, то, значит, я хочу поживиться чужим мясом. Что бы ты выбрал на моем месте? – Старик как-то странно улыбнулся, нельзя было понять, что у него на уме.

Рэсэн повертел в руках жестяной стакан, выпил.

– Не знаю даже. Разве это так важно, кто убил кабана?

Старик молчал, о чем-то думая. Через какое-то время снова заговорил:

– Да, действительно. Теперь и я так считаю: не столь важно, кто его убил. В любом случае мы сейчас с тобой едим вкусное кабанье мяско. Ну прямо как индейцы.

Старик громко засмеялся. Рэсэн поддержал его. Шутка вышла не особо смешной, но старик все хохотал, и Рэсэн, заразившись его смехом, тоже долго не мог остановиться.

Видимо, хозяину дома стало совсем хорошо. Он налил Рэсэну виски до самых краев, наполнил и свой стакан. Они чокнулись и выпили. Старик взял кочергу и достал из золы пару картофелин. Откусил от одной и сказал:

– Хорошо испеклась! – И передал другую Рэсэну.

Тот очистил картошку от золы, попробовал и подтвердил:

– И правда, испеклась превосходно!

– Зимой я только картошку и ем. Зимой нет ничего лучше доброй картошечки, – проговорил старик.

– Как увижу картошку, так сразу вспоминаю одного человека, – неожиданно сказал Рэсэн, раскрасневшийся от тепла и виски.

– Я уже понимаю, что он бедный, этот человек.

– Да, бедный.

– Он жив или уже мертв?

– Мертв. В свое время я служил в Африке, и вот как-то среди ночи нас внезапно подняли по тревоге. Мы сели в грузовик, приехали на место и увидели, что боевик из террористической группы, сбежавший из плена, взял в заложницы старуху. Боевик тот был совсем мальчишка, лет четырнадцати-пятнадцати. Взвинченный до предела, сам не свой от паники, но особой опасности для нас не представлял. Старуха все что-то говорила и говорила ему, а он одной рукой держал автомат, уткнув ствол ей в голову, другой же торопливо запихивал в рот картошку. Мы понимали, что ничего опасного не произойдет. Однако по рации передали приказ уничтожить его. Через несколько секунд кто-то нажал на спусковой крючок. Мы подбежали к пареньку и увидели, что пуля разнесла ему половину головы, обнажилась глотка, забитая картошкой, которую он не успел проглотить.