Ким Онсу - Планировщики [litres]

Рука Рэсэна, протянувшаяся к пакету, замерла.

– Вы были близки?

– Нет. У такого утонченного интеллигента, как я, нет причин сближаться с тем миром. Так, время от времени стригся у него, иногда играли партию в го . Судя по тому, как он поработал ножом, убивать тебя он не собирался.

Рэсэн постоял в некотором остолбенении, затем медленно кивнул. Старый врач, показывая, что он свое дело сделал, снова уткнулся в монитор. Рэсэн попрощался и вышел из приемного покоя. Медсестра что-то объясняла пожилой женщине, уже открывшей дверь, собираясь уйти. Когда дверь за ней закрылась, Рэсэн вынул бумажник.

– Уже выписываетесь? – спросила медсестра.

Рэсэн кивнул. Медсестра застучала по клавиатуре. Рэсэн вынул из бумажника десять банковских чеков на сто тысяч вон каждый и положил на стойку. Медсестра перестала стучать и посмотрела на чеки.

– За лечение, за пижаму и за то, что забудете, что видели меня. Что, не хватает?

Ошеломленная медсестра перевела взгляд на Рэсэна. Он вынул еще пять чеков, положил на стойку. И вышел из медицинского кабинета.

Уже наступила ночь, когда Рэсэн добрался до Центрального вокзала Сеула. Он открыл ячейку камеры хранения и с минуту смотрел на сумку с деньгами. Почему бы теперь не уехать? Поселиться в Индии, Бразилии, Мексике, Папуа – Новой Гвинее, Венесуэле, на Филиппинах, в Новой Зеландии, Чехии… В голове мельтешили названия стран, в которых он никогда не бывал. “В Венесуэле, говорят, такие красавицы”, – пробормотал он. Последний шанс уехать. Через три дня за ним будут охотиться все киллеры и ищейки Пхучжу.

Из глубины подземного перехода донеслись громкие голоса. Рэсэн вгляделся в сумрак. Двое бродяжек устроили потасовку, бестолково махали руками. Рядом на картонке тянул водку из бутылки знакомый бомж – все с тем же выражением на лице “ну что за херовая жизнь”, – тот, что ночь назад угостил Рэсэна сочжу в бумажном стаканчике. Судя по истлевшим тряпкам, в которые он кутался, пытаясь удержать остатки тепла, по замызганной картонке, на которой сидел, по нежности, с какой его пальцы поглаживали бутылку, ничего больше у него за душой не было. Херовая ли у него жизнь? Наверное. Но в лице этого человека, порвавшего с миром, было какое-то умиротворение, покой.

Рэсэн открыл сумку с деньгами, достал десять упаковок по миллиону, убрал в полиэтиленовый пакет. Затем вжикнул молнией, вынул сумку из ячейки, перешел к камере долгосрочного хранения, сунул сумку в новую ячейку, закрыл дверцу. Зажав в руке ключ от ячейки, Рэсэн двинулся по переходу, как вдруг мужик “ну что за херовая жизнь” окликнул его.

– Не топай мимо, дай тысячу вон. Хоть лапши поем, – с вызовом сказал он.

Рэсэн посмотрел на него. Что за херовая, и впрямь, жизнь – похоже, мужик не помнил его.

– Не хочешь дать денег, так иди себе. Не зырь на меня, нечего унижать тут. Мы, бля, тут не нищеброды какие.

Забавный. Только что просил милостыню, а сейчас говорит, что не нищий. Есть ли смысл в его словах? Скорее всего, нет. Бессвязное бормотание человека, живущего одним днем.

– Ну что уставился, бля? Смешно, да? Посмеяться захотел, да? Настроение поднять? Если плохо тебе, ударь. Ну же, давай ударь.

Мужик напрашивался на драку. Рэсэн оторвал от него взгляд, поводил ногой, растер прилипшую к подошве жевательную резинку. Бормоча: “Унижает, вишь, тут, хер с горы, пришел и лыбится тут”, бездомный налил в бумажный стаканчик сочжу, приложился. Рэсэн достал из пакета пять упаковок по миллиону вон и бросил перед мужиком. Тот чуть не подавился водкой.

– Попробуй на эти деньги начать хоть что-то. Пока не спился или не подох на улице от холода, – сказал Рэсэн.

Округлившимися глазами бродяга неверяще смотрел на лежащие перед ним пачки денег, не смея притронуться к ним. Способен ли он начать все заново? Вряд ли. На какое-то время в его жизни наступит счастливая пора, когда можно не заботиться о выпивке, но рано или поздно деньги закончатся, он вернется сюда и однажды, пьяный, замерзнет насмерть. Именно тут – в ледяном, грязном, вонючем, но таком привычном углу.

Рэсэн повернулся и двинулся прочь. Бродяга заорал вслед:

– Спасибо, господин президент! Спасибо! Вы попадете в рай, господин президент!

Рэсэн вышел на привокзальную площадь и закурил. Дым резал горло, точно фарфоровые осколки. Действие болеутоляющего иссякало, рана разнылась. Пронизывающий декабрьский ветер лишь усиливал боль. Рэсэн отыскал на площади укромный уголок и там, сжав бок рукой, сел на корточки и попытался отдышаться. Мимо, бросая на него косые взгляды, шли люди. В центре площади разливался колокольчик Армии спасения. Рэсэн вывел на асфальте окурком, будто палочкой на земле, свое имя иероглифами: 來生. Рядом написал: “Венесуэла”. Вдруг задумался: а где вообще находится эта Венесуэла? Мысленно покрутил глобус, отыскивая Венесуэлу, усмехнулся. “Мечтательный дурак”, – пробормотал он, отбрасывая окурок. Встал, дошел до остановки такси и сел в стоявшую первой машину.

Рэсэн открыл дверь Собачьей библиотеки и ступил в хаос – внутри точно взорвалась бомба. Пол усеян тысячами книг, часть стеллажей повалена. Вместо стойки косоглазой месиво из коробок и ящиков. Рэсэн пересек зал и вошел в кабинет Старого Енота. Потайная дверь за стеллажом, ведущая в подвал библиотеки, стояла нараспашку. Енот подбирал тома энциклопедии и ставил их на полку; он безучастно глянул на вошедшего.

– Это Хан? – спросил Рэсэн.

– А ты думаешь, стадо кабанов заглянуло? – сказал Енот спокойно.

Лучше бы уж стадо кабанов. Никто за девяносто лет не устраивал здесь такого разгрома. Девяносто лет Библиотека верно служила властям этой страны, стояла за всеми важными убийствами, это был храм для всех работников убийственного бизнеса – брокеров, планировщиков, киллеров. Хан, похоже, очень спешил. Или, может, ему просто надоело изображать почтение к Старому Еноту и Библиотеке…

– Когда он тут побывал?

– Вчера вечером. Наш молодец Рэсэн, должно быть, провернул нечто эдакое, раз Хан так взбесился. Угрожал, упрашивал, снова угрожал… – Енот не сдержал сарказма.

Рэсэн подобрал с пола том энциклопедии.

– Зачем сюда заявился? Ребята Хана сейчас носятся как угорелые, разыскивая тебя.

Хотя слова были едкие, в голосе отчетливо прозвучало беспокойство.

– Хотел попрощаться перед отъездом.

– Перед отъездом? Не перед смертью?

Не ответив, Рэсэн поставил том на полку. Енот сел на диван, закурил. Жестом велел Рэсэну подойти и сесть рядом. Тот сел на стул напротив Енота.

– Это из-за той бабы?

– Кто это сказал? Хан?

– Чонан, за несколько дней до смерти. Что ты попался на крючок крутой бабы.

– Это не так. У Чонана был язык без костей, болтал себе, толком ничего не зная. – Рэсэн был в замешательстве от новости.