Сергей Протасов - Обязательно должна быть надежда. Следователь Токарев. История вторая

Москва давно осталась позади. Поезд плавно покачивался. Эдик смотрел на белые, озябшие поля, густые заснеженные леса, вдруг надвигавшиеся, словно желая напугать, вплотную к путям. На людей, стоящих на переездах и тупо провожающих поворотом головы каждый вагон. Эти люди, походившие на безликих кукол, словно и не жили, а так, ползали по неизвестным причинам. Живым себе казался только он сам, переполненный мыслями и планами. Обаяние ночных откровений с отцом рассеивалось. Эдуард погрузился в размышления.

Наверняка Маша ожидала от него следующего шага. Он это отлично понимал, но по известным причинам шагов пока не делал. Не станешь же, в самом деле, просить у матери деньги на ухаживания. Унизительная ситуация для двадцатипятилетнего мужчины. Чем больше он об этом думал, тем больше раздражался. Тех чаевых, что он получал от своих немощных клиентов, едва хватало на обеспечение себя. Если бы не рента квартиры Бабина и грядущий гонорар от Павла Баженова, вообще неизвестно, что бы он делал. Ощущение собственной ничтожности сводило с ума и вызывало приступы тихого бешенства. Он не хотел превратиться в копию своего отца — такого когда-то сильного и вдруг такого слабого человека. Эти его слезы! Пожалуй, Эдуард стеснялся даже своей любви к нему, ненавидел себя за нее, усматривая тут собственную слабость и опасность заразиться, впасть в оправдательную жизненную философию. Если хочешь быть сильным и богатым, тебя должны окружать сильные личности, лучше, чтобы сильнее тебя. А отец? Что он может дать, чему научить? Молись «пшеничному зерну», не мой голову и довольствуйся малым? Лучше бы, наверное, его вовсе не было, прости Господи. Повидались, и ладно. Хотя… Может быть, он отпишет свою комнату, так что есть смысл поддерживать отношения с этим неудачником. Ну да и бог с ним! Если решил быть сильным и успешным, убеди в этом сначала себя, потом других.

Пора подумать о делах насущных.

Здесь, в случайном вагоне, среди случайных попутчиков, где никто его не знает, можно позволить себе обмозговать всё с исчерпывающей ясностью. Не ограничиваться рамками морали, религии или закона. Ну а что? Не обязательно же все задуманное немедленно выполнять. Просто пофантазировать, посмотреть на ситуацию незамутненным взглядом.

В минувшую пятницу Пашины покупатели должны были представиться бывшему полковнику, объяснить процедурные моменты и так далее. Завтра, в понедельник, планировалось подписание договоров. Потом, как объяснял Баженов, недели через две будет свидетельство о собственности. Для скорости он кому-то даст денег, его проблемы. Если, чисто теоретически, вообразить, что старый Бабин неожиданно умирает, при этом квартира уже в ренте, то его странный полублизнец не будет представлять никакой опасности для их предприятия, а, следовательно, у Паши не будет повода требовать деньги обратно. Более того, сам факт жизни восьмидесятилетнего облученного старика вызывает большее недоумение, чем его продолжающаяся жизнь. Долг мести и элементарная справедливость требуют устранения этого нагрешившего сверх меры атавизма. Туда ему и дорога. Наверняка Паша согласится ускорить дело по старику. Думается, и дополнительные деньги за это стоит взять с покупателя. Кто знает, сколько лет он может прожить? К слову сказать, у Бабина есть хитрая шкатулка, в которой он, по-видимому, держит сбережения и какие-то ценности. Учитывая, что пенсионера посещает только он сам, ему и достанется шкатулочка. Архив Владилен Феликсович вроде бы ему, Эдику, обещал, а шкатулка — часть архива. Наследство. Нормально? Вполне! Появятся деньги — будет на что ухаживать за Машенькой. Она такая славная, красивая, нежная и доверчивая.

Теплая улыбка тронула его губы.

А дальше? Баженов предложил поставить ренту квартир с одинокими стариками на поток. Миллион, допустим, за адресок и подготовку жильца к договору — неплохо. Два таких кандидата уже просматриваются. Вот и будет всеобщая справедливость для того, кто достоин.

Он глубоко вздохнул и потянулся, выпуская нахлынувшее воодушевление. Соседи по купе с удивлением посмотрели на него. «Извините, — ухмыльнулся Эдик, рассматривая синие точки, плавающие перед глазами. — Душно, голова закружилась».

— Ты в Москве с ума сошел? — Баженов отвернулся и, яростно размахивая руками, сделал несколько шагов в сторону от Свекольникова, потом снова подошел и тихо, но отчетливо проговорил: — Вытащил с утра для этого бреда? Ты мне ничего не говорил, а я не слышал. Не желаю иметь с этим ничего общего. И вообще, запомни: не делай того, что может к тебе вернуться, — он быстро вскинул и опустил глаза. — Мама на тебя в окошко смотрит, а ты старика прикончить задумал. Нехорошо.

— Я хотел, я подумал… — растерянно лепетал Эдик. — Тебе же ничего не надо делать, а денег можно получить дополнительно. Сто пятьдесят с лишним в год выходит. Он же и так зажился, мучается только. А сколько проживет еще? Три, пять лет? Экономия до семисот пятидесяти тысяч доходит.

— Сколько проживет, все его. Короче! Сегодня мы с ним идем к нотариусу, подписываем все бумаги, передаем деньги. Тебе завтра к Бабину?

— Да.

— Хорошо. Успокой его, чтоб не переживал. А эти глупости брось. Не марай рук, потом жить не сможешь. И вот что: еще раз я такое от тебя услышу — ты мне больше не друг. Знать тебя не желаю. Прощай!

Анна Вениаминовна сверху напряженно следила за перемещениями молодых людей по белому двору. Павел сел в служебную машину, а Эдуард быстро пошел на работу. Ей в какой-то момент показалось, что их горячий разговор вот-вот перерастет в драку, и выдохнула с облегчением, когда милицейская «девятка» укатила.

«Как бы этот Паша не втянул Эдика в свои темные дела, — подумала она. — Хорошо, что уехал, и хорошо, что они поссорились. От таких надо держаться подальше. У меня замечательный сын — работает, старается, не пьет и не курит, не водит дурных компаний. Скоро он повзрослеет и перерастет свои юношеские заблуждения. Скорее бы уже!» Мать ждала, что сын повернется, как обычно, на углу и помашет ей, но он прошел, не сбавляя шага, и не оглянулся. Дурные предчувствия снова заставили сжаться материнское сердце.

Так случилось, что Ирина Анатольевна оказалась на больничном, Елена Сергеевна Петрушевич — на территории, а начальница Вероника Витальевна уехала в управление. Эдуард и Маша оказались в кабинете вдвоем, и с каждой минутой совместного пребывания напряжение в их молчании нарастало.

— Чего молчишь? Как съездил? — не выдержала девушка.

— Хорошо. Отца увидел. Впервые за много лет.

— Как он?

— Жив, здоров, Богу молится. Вроде бы отец, а по сути — чужой человек. Отец, но какой-то биологический.