Сергей Протасов - Обязательно должна быть надежда. Следователь Токарев. История вторая

Анна не поворачивала к нему головы, но он заметил, как увлажнились ее огромные глаза. В них отразилась обида.

— Неужели ты никогда не сможешь меня простить? Неужели в тебе совсем нет великодушия? Не может быть! Умные, сильные люди всегда великодушны. Почему ты не отвечаешь? Я же прошу не для себя!

Ни слова в ответ! Она же знает, каких слов он ждет, чего хочет больше всего на свете, но почему-то молчит. Словно мстит, словно изводит его, доводит до исступления. Зачем? Испытывает? Она имеет право не верить!

Он замолчал, закрыл глаза. Сосущая пустота внутри изматывала неудовлетворенностью, и он стал замечать, что бывшая жена начинает его раздражать своим непробиваемым упрямством, как тогда, когда он ушел из семьи много лет назад.

Больше не было сказано ни слова. Сегодня, в понедельник, около восьми вечера они простились, едва обменявшись кивками головы. А после того как Анна Вениаминовна покинула палату, Роман Сергеевич почувствовал облегчение. Ему словно вернули возможность дышать полной грудью, вернули воздух.

Что-то подтолкнуло его зажечь свечу и выключить свет. Он, как обычно, взял сына за руку, прочел над ним молитву и погрузился в размышления. Бесконечные минуты замедлили свой ход, вселенная вокруг сжалась до полоски света под дверью. Вошедшая медсестра изумленно оглядела мистическую обстановку, но без расспросов поставила больному градусник и проверила капельницу. Шум из коридора постепенно стихал, хождения прекращались, вечерняя тишина поглотила больницу. Несчастный отец поменял свечу и незаметно задремал, как засыпает за рулем утомленный водитель, которому кажется, что он все еще видит монотонное, несущееся навстречу шоссе впереди.

Тихо скрипнула дверь, Роман Сергеевич вздрогнул и открыл глаза, словно не отключался. Вот оно, началось! Он весь обратился в сжатую пружину. В тусклом дежурном свете дверного проема вырисовывался силуэт невысокого мужчины с пакетом в левой руке. Мужчина нерешительно шагнул в палату и медленно затворил за собой дверь. «Это не Баженов», — промелькнула в голове отца.

Предупреждая вопрос, вошедший шепотом представился:

— Добрый вечер, меня зовут Юра Чаусов. Юрик. Я школьный друг Эдика, музыкант, может, помните? Что это вы при свечах? — ночной гость придвинул стул, на котором недавно сидела Анна Вениаминовна, сел на него, снял большие очки, потер глаза. — Извините, что так поздно, я только сегодня узнал, что с Эдиком приключилось. Сразу и пришел. Как он?

— Здравствуй, Юра, — пряча руки под кроватью, Свекольников незаметно открыл нож. — Конечно, я тебя помню. Раньше ты был совсем худым и длинным, и носил огромные роговые очки, — в голосе отца послышалось разочарование, он ожидал увидеть Баженова.

— Время неумолимо, — гость положил очки на тумбочку, поставил на колени свой пакет и запустил в него руку. — Я гостинцев принес. Не знаете, что ему можно? Боже мой, какое несчастье! Кто бы мог подумать. Как вы полагаете, их найдут, грабителей этих? Тут фрукты, сок, минеральная вода. Пусть будут. Холодильник есть? Проснется, захочет кушать — все должно быть свежее и в наличии. Так? Когда он поправится-то, что врачи говорят? Главное верить, что обойдется, и все тогда будет хорошо, даже отлично будет все. Мы хотели всем классом прийти, но мама Эдика отговорила. Сказала: «Юра, дорогой мой, ну куда такой толпой?» Верно ведь?

— Ничего не надо, — попытался остановить Юру Роман Сергеевич, попутно удивляясь: «Каким „всем классом“? Почему Аня ничего об этом не сказала?» — Всё, что нужно…

Он не успел договорить. Молодой гость выхватил пистолет с толстым глушителем и коротким движением навел Свекольникову в лоб. Роману Сергеевичу показалось, что он видит, как палец прогибает курок. Доля секунды — и прогремит выстрел! Повинуясь когда-то отработанным рефлексам, он мгновенно убрал голову вправо, левой рукой отбил руку с пистолетом, а ножом, зажатым в правом кулаке, ударил убийцу выше локтя. Прозвучал выстрел, за ним другой. Произведя громкий шум, посыпались оконные стекла, гильзы ударились о стену и поскакали по полу. Морозный воздух, вперемежку со снегом ввалился в маленькую комнату, ударил в спину, погасил свечу. Одна мысль долбила мозг — сейчас его убьют, вот сейчас, ослепительная вспышка — и смерть, и все закончится. Нападавший согнулся от боли, взвыл и схватил себя за раненную руку. Он вскочил со стула и отпрянул к двери, набирая дистанцию, переложил оружие в левую руку, выставил ее вперед и выстрелил снова. Рука плохо слушалась, в палате стало совсем темно — пуля, царапнув кожу головы, ранила ухо и оглушила Свекольникова. Нокдаун. Он стал плохо видеть и почти ничего не соображал, картинка смазывалась и двоилась. Он неловко швырнул свой нож в убийцу, резко схватился за стул и поднял его над головой. «Она как будто знала, что я погибну, и не хотела сближения, — успел подумать Роман Сергеевич и даже удивился несуразности и несвоевременности такого заключения. — Она снова права». Железный угловатый стул мощно полетел по прямой через кровать Эдика в голову Чаусова. Ошарашенный гость неловко закрывался от ударяющих в него предметов и выронил свое оружие. Кроме трех мандаринов на тумбочке бросать больше было нечего. Отец, как пантера, приготовился к своему последнему броску. Он хотел смять бандита, только бы дотянуться до него кулаком, ладонью, пальцем. Юра, или, вернее, тот, кто им представился, что было сил отпихнул Романа Сергеевича и бросился в освободившееся от стекла окно.

Когда в темную палату вбежали медсестра с охранником, Роман Сергеевич стоял с вытянутыми через разбитую раму руками, словно удерживая невидимый шлейф преступника. Уличные фонари бросали слабый свет на его лицо. Глаза несчастного вылезли из орбит, рот перекосился, вызванный открытием двери сквозняк рвал волосы. Кровь, обильно вытекавшая из головы, черным пятном напитывала правую сторону рубашки. Казалось, сейчас он разверзнет руки и в полный голос запоет куплеты Мефистофеля или продекламирует что-нибудь про бурю, например из «Буревестника».

Он не оказывал сопротивления, позволил себя схватить за руки, только смотрел вслед ковыляющему вдалеке, побеленному февральским снегом человеку, не понимая уже, то ли все произошло в действительности, то ли ему приснилось. Сознание покидало его.

Он не заметил, что с подушки на него не моргая смотрят недоумевающие глаза сына, который вдруг пришел в себя.

Когда неудачливый убийца скрылся из виду, Роман Сергеевич закрыл глаза, обмяк, подогнул ноги и рухнул на пол, попутно зацепив левым виском угол батареи. В тишине учреждения гулко раскатился звук удара, напоминающий колокольный звон.