Франк Тилье - Лес теней

Широко разинув пересохший рот и с трудом переставляя непослушные ноги, она кое-как дотащилась до двери, схватилась за ручку и умоляюще повисла на ней. Потом снова вернулась к окну, прижалась к нему и, несмотря на боль, начала колотить по стеклу, чуть руки не сломала, пока не осознала вдруг, что слышит голос мужа. Она пошла назад. К двери. Закричала из последних сил, протяжно, с надрывом:

– Дави-и-и-ид!

Ее муж, ее мужчина. Он был там. Жив. Жив!

– Я здесь, Кэти! Я здесь!

Давид барабанил в стену. Заперт! Заперт в соседней комнате! Она прорычала его имя пять, десять раз, потом ноги ее подкосились, и она упала в молитвенном жесте на колени. Голова у нее кружилась.

– Послушай меня! Кэти, послушай меня и успокойся! Я… я заперт в комнате Эммы! А ты?

– Я тоже! Она и меня заперла! Давид! Она…

– Подожди! Дай мне сказать! Ты должна выслушать то, что я тебе сейчас скажу! Хорошо?!

Его голос был сильным и властным. Он наверняка знает выход, сейчас он все объяснит. У него всегда есть выход. Он вытащит их отсюда. Конечно! Все уладится. Этот кошмар. Этот страшный сон. Боже…

– Она… она на улице с нашей дочкой! – закричала Кэти. – Что они с нами сделают? Им… им нужна Клара! Они отнимут ее у нас! Уедут и оставят нас здесь подыхать! Окна из оргстекла! Замки! Они все предусмотрели заранее! Давид! Мне страшно! Мне страшно!

– Клара здесь ни при чем, Кэти! Все дело в Эмме! Эмма – это Мисс Хайд! Это она не давала нам житья, она посылала нам письма! Это Эмма!

Кэти словно ледяной водой окатило. Окровавленная голубка, угрозы, ярость. Парижский ад, перенесенный в одинокое шале.

Не хватает воздуха. Снова видения. Аделина, сиплые хрипы, астма. Кэти сплюнула на пол.

Давид продолжал говорить, но она его больше не слышала.

В ушах гремел пульс, сердце выпрыгивало из груди. Из носа потекла кровь. Единственный раз у нее текла из носа кровь много лет назад, когда она провела свой последний бой, тогда ее одолевала злоба. Теперь же, стоя на коленях, она смотрела, как кровь окрашивает пальцы, но не реагировала.

На улице еще громче засмеялась Клара.

Мисс Хайд здесь. Капкан захлопнулся. Они попали в западню. Что дальше? Чего от них хотели?

– Кэти! Кэти! – надрывно звал ее Давид.

– Я… здесь…

– Ты знаешь, где Аделина?

– Нет…

– Мы выберемся отсюда, хорошо? Мы…

В коридоре послышался шум. Прямо за стенкой.

Тишина, потом снова голос Давида.

– Артур?

Опять тишина, затем стук в стену.

– Артур! Откройте! Откройте!

Кэти покачала головой, как в замедленной съемке. Она была в отчаянии.

Но какая-то сила оторвала ее от пола. Нет… нельзя, чтобы тебя добили! Как на ринге, когда судья начинает считать. Ее семья. Нужно спасти семью. Остальное не так важно. Что ей до их злобы, до их сумасшествия?! Важна только ее семья. Быть вместе, снова вместе.

Она заорала:

– Ребенка! Отдайте ребенка! Артур! Скажите что-нибудь! Скажите, что не причините нам вреда! Ни мужу, ни дочке! Давид! Давид!

Никакой реакции. Ни слова, ни звука. Только электрический звук инвалидного кресла. Буквально пару секунд, как будто Дофр хотел поиздеваться над ними. Кресло откатилось, но совсем недалеко, Артур по-прежнему был здесь, впитывал их слова, наполнялся жизнью от их страданий.

Кэти представила, как он улыбается. Широко улыбается, рот до ушей, лицо извращенца. Тогда она со всей силы обрушила кулак на дверь, так что у нее хрустнули кости и треснула кожа. Она кричала так, как не кричала никогда.

Превозмогая собственную слабость, Кэти осталась стоять на ногах. Она не хотела терять сознание.

Она будет сражаться за них. За их любовь.

Надо выстоять, чего бы это ни стоило. Держать удар…

Когда звук работающего мотора наконец затих, Давид повторил:

– Мы выберемся, дорогая… Выберемся…

Но в его голосе больше не чувствовалась уверенность.

Дневной свет постепенно залил всю заброшенную лачугу. Теперь при каждом выдохе Аделина видела, как у нее изо рта вырывается облачко пара.

Царил ледяной холод. Она лежала обессиленная, с напряженным лицом и обветренными губами. Она уже не чувствовала своих побелевших пальцев.

Нужно выбираться отсюда.

От одной мысли, что она проведет в этом вонючем месте еще один день, а потом еще ночь… пока не сдохнет от холода и жажды или пока ее не загрызут дикие звери… Она понятия не имела каким образом, но непременно должна была выбраться.

Стойки, к которым ее приковали наручниками, при свете дня оказались толще, чем Аделина вообразила себе ночью. Она еще раз попробовала освободить запястья. Стиснула зубы, напрягла мышцы и изо всех сил яростно дернула кисти на себя. Безрезультатно.

Любой ценой надо найти выход… Ее мозг должен продолжать работать, искать решение, хотя бы для того, чтобы не уснуть. Аделина была на грани срыва. Главное – не поддаться искушению, бороться со сном, не ждать смерти.

Топорик, прислоненный к ножке фаянсовой печи, и разбросанные перед ним флаконы с вентолином, – новая провокация.

Она должна придумать, как добраться до топорика.

Невозможно. Совершенно невозможно.

Если только…

Аделина крепко вцепилась руками в верхнюю перекладину изголовья кровати, ей показалось, что фаланги пальцев вот-вот сломаются, подтянулась, закинула ноги так, чтобы ее стопы прочно обосновались на стене за кроватью, и со всей силы оттолкнулась. Плечи и мышцы живота пронзила ужасная боль.

Тяжелая кровать не сдвинулась ни на йоту.

Аделина сделала глубокий вдох и, изрыгая сквозь стиснутые зубы крик, попробовала снова – раз, два, три… Сильно напрягла икроножные мышцы и мышцы бедер. Ножки кровати скрипнули наконец и заскользили по полу. Аделина зарычала, как дикий зверь, и возобновила попытки.

Она выиграла пятьдесят сантиметров. Этого было достаточно.

Она долго лежала, набираясь сил. Потом сосредоточилась на движении и снова закинула ноги за голову. В какой-то момент ей показалось, что она вот-вот свернет себе шею. Когда таз коснулся лица, она почувствовала запах собственной мочи и почти сразу очутилась по ту сторону изголовья в небольшом пространстве, образовавшемся между стеной и кроватью. Остальное довершило земное притяжение. Торс, плечи и голова последовали за ногами. Аделину ослепила боль, когда она стукнулась животом, а потом и лицом о верхнюю перекладину изголовья; металлические наручники еще раз с такой силой впились в запястья, что женщина едва не потеряла сознание.

Но она смогла. Она все еще была прикована к кровати, да, но она стояла на ногах, она снова могла действовать.

Аделина начала толкать, тянуть, направлять кровать, как огромные ходунки. Замершие мышцы болели от скопившейся в них молочной кислоты, ледяной воздух обжигал легкие, будто их били тонким хлыстом. Аделина все ждала, что с минуты на минуту услышит в груди сиплые хрипы, что ее горло сведет судорогой и начнется очередной приступ астмы.