Кирилл Агапов - Восемьдесят сигарет

Продавец не был уверен, что правильно понял вопрос, но на всякий случай кивнул и двинул деньги по прилавку в сторону странной красотки. «Ну их к чёрту, эту безумную парочку».

Нина облегчённо улыбнулась.

– Не нужно, – помотала она головой. – Оставьте себе.

Колёса внедорожника громко причмокивали на нагретом солнцем асфальте.

Кондиционер не работал: разбитый дисплей панели управления не реагировал на нажатия.

Нина до упора опустила окно и подставила лицо потоку воздуха. Токарь то и дело плечом вытирал пот со лба.

Оба букета – и тот, что подарил юноша, и тот, который вручил ей Токарь, – лежали у Нины на коленях. Когда она не высовывалась в окно, она любовалась цветами. Подносила к лицу, вдыхала их аромат; отодвигала от себя насколько хватало рук и разглядывала под разными углами. Она наслаждалась ими с восторгом маленькой девочки.

У развилки Токарь скинул скорость.

Тут стояла крохотная часовня в один купол. Позолоченная краска купола местами облупилась. Некогда белая штукатурка на стенах потемнела от дорожной пыли и машинных выхлопов.

Глядя на часовню, Токарь удрученно покачал головой, а потом трижды размашисто перекрестился.

– Пидорасы! Не могут церковь починить!

Он сплюнул в открытое окно и вдавил газ в пол. Через несколько секунд «патрол» уже летел под сто сорок километров.

Нина бережно положила цветы на заднее сидение и между делом заметила:

– Выходит, ты веришь в Бога.

– А ты нет?

Нина пожала плечом.

– Да как тебе сказать. Я верю в судьбу. Это одно и то же?

– Нет, конечно! Судьба – это судьба, а Бог – это Бог.

– Ну, значит, не верю. Я вообще мало во что верю. Разучилась как-то.

– Почему?

Девушка не ответила.

Она утомлённо откинулась на спинку сиденья и прикрыла глаза. Жара выматывала.

– Расскажи о себе, – через некоторое время сказал Токарь.

– Что тебе рассказать?

– Всё. Я ведь почти ничего о тебе не знаю. Откуда ты родом, кто твои родители, работа, учёба? Что хочешь, в общем.

– Да ничего интересного. Выросла в обычной семье. Закончила обычную школу, потом два года музыкального колледжа. Так и не доучилась. Последний раз я разговаривала с родителями почти девять лет назад. По телефону. Это был очень короткий разговор. Они сказали мне, что больше не хотят меня знать.

– Почему?

Нина погрустнела, задумалась о чем-то, покусывая губы. Посмотрела на Токаря и кисло улыбнулась.

По её лицу Токарь решил, что правильней будет сменить тему. У всех есть свои скелеты в шкафу. И не всегда хочется извлекать их наружу. Лично у него их хватило бы на целое сельское кладбище.

– Ты играешь на пианино? – спросил он.

– Нет. На ударных.

– Ого!

– Одно время и рок-группа была, – Нина грустно усмехнулась. – Мечтали о мировой славе. Бывало, даже гастролировали. Правда, не по миру, как хотели. По стране.

– А чё потом?

– Ничего. Мы распались, – Нина отвечала коротко, как бы нехотя.

– Почему?

– Повзрослели, наверное. Кто-то женился, кто-то в бизнес ушел… кого-то посадили.

– Посадили? – Токарь живо глянул на Нину. – За что?

– Это долгая история, – все также спокойно и устало ответила она.

Но Токарь не унимался.

– Нет, правда, чего случилось то?

Он допытывался не из праздного любопытства. Такое обстоятельство в жизни Нины было для него животрепещущим открытием. Интересным. Важным. Наконец-то вырисовывался тот мостик, который можно было перекинуть через пропасть, лежавшую между их мирами. Выходит, тюрьма их объединяла, помогала зацепиться за что-то общее.

– Ты можешь рассказать мне. Поверь, о тюрьме я знаю не понаслышке.

Теперь Токарь не опасался приоткрыть ей свое прошлое.

Нина без особого интереса посмотрела на него и промолчала.

– Если твой приятель или подруга всё ещё мотают срок, я мог бы…

– Нет, – холодно перебила Нина. – Он уже давно не сидит.

Токарь вновь почувствовал укол ревности: « Он ».

– Значит «откинулся» уже? Ясно. Ну, и за что его посадили?

– Это уже не имеет никого значения.

– Наркота? – продолжал гнуть Токарь.

– Почему наркота? – Нина начинала раздражаться, – при чём здесь наркота? С чего ты это взял вообще?

Нервозность девушки вкупе с его ревностью растравила Токаря.

– Ну а чё тогда? Педофил?

– О, Боже! – Нина закатила глаза. – Больше ни за что не сажают, что ли?

– Ну, это самые стрёмные статьи.

– И почему, позволь узнать, он должен был сидеть именно по ним?!

– Потому что ты его не простила.

– Что? Да твою мать! Откуда ты берёшь все эти выводы?!

– Ты мать мою не трогай, слышь.

– Почему ты решил…

– Я серьёзно, скажешь так ещё раз – и…

– Ладно, извини, извини… Так всё-таки, милый, почему ты решил, что я его не простила? Мне не за что было его прощать.

– « Твою мать », – ворчал под нос Токарь. – Да за такие слова друзей режут.

– Я же попросила прощения.

Токарь молча сопел. Через некоторое время, остыв, он спросил:

– Ну и чё ты тогда не с ним?

Нина пристально посмотрела на Токаря. Рот её улыбался, но в глазах стояла скорбь. И было в этом что-то зловещее.

– Потому что это невозможно, – она провела ладонью по токаревской щеке и шутливо щёлкнула того по носу. – Он умер. Его убили.

Я не помню, из-за чего мы поссорились. Но знаете что? Прокляните меня, если хотите, за то, что я сейчас вам скажу: когда вы только-только влюблены, ссора – это прекрасно. Потому что за ней следует примирение.

Я устала извиняться за банальности. Когда-то, ещё до того, как я узнала, что все мы смертные, я тоже считала избитые истины чем-то вроде прокисшего дорого вина: красивая бутылка с выдохшимся напитком внутри. Теперь я знаю, что всё ровным образом наоборот. «Банальная» истина – это с виду неказистый сосуд, с чудесным, опьяняющим богатством и глубиной вкуса содержимым.

Та поездка на «Розу Хутор» – окружённый горами курортный посёлок в шестидесяти километрах от Сочи – осталась во мне самым сладким воспоминанием в жизни.

Мы ехали преодолевать мои страхи.

За осень нам удалось скопить немного денег. Я подрабатывала барменом в одном ночном клубе, недалеко от дома, в котором мы снимали комнату. Рок-группа Германа выступала на свадьбах, днях рождения и просто в барах, где имелась живая музыка и куда постоянно требовались музыканты. Само собой, играли они не свой репертуар, а бессмертные «рюмки водки для шальной императрицы». Зато платили неплохо. Мы смогли оплатить наше жильё сразу на несколько месяцев вперёд, прикупить кое-что из одежды, и ещё осталось на поездку. От родительской помощи мы отказались, да никто из них особо и не настаивал. Мы решили жить вместе: кто посмеет лишить нас счастья самим обустраивать наш маленький уютный очажок?