Светлана Логинова - Чёрная вдова

Эдик психанул: почему Эстония такая маленькая? Чихнешь в одном конце, в другом услышат. Это Гамлет мог рассуждать: «Быть или не быть?» А он, Эдик, не принц датский, ему не выскочить из телеги. А может, стоит попытаться? В любом случае надо съездить в Нарву, — другого ему все равно не дано — послушать, что ему скажут, врубиться в ситуацию, а там уже решать, как выкрутиться из нее. Но продолжать быть наркокурьером и мотаться из Эстонии в Питер и обратно Эдвард не собирался. Он отдавал себе отчет в том, что рано или поздно он попадется с товаром, а париться на тюремных нарах он не собирался.

Сразу по приезде Эдварда в Нарву произошло событие, которого, по логике, не должно было бы случиться. Но логика — категория философская, и жизнь не вписывается в ее каноны. Ничего бы, наверное, не случилось, если бы Эдик заранее предупредил тетку о своем приезде. Но он не позвонил, надеясь застать ее дома, однако дверь оказалась запертой. Соседки тоже дома не было, поэтому Эдвард решил зайти в кафе перекусить. В нем, кроме самого Эдварда и девушки-барменши, выполнявшей также обязанности официантки, никого не было. Эдик сделал заказ и отошел от барной стойки.

Не успел он устроиться за столиком у окна, откуда можно было спокойно обозревать окрестности, как к кафе подъехала навороченная тачка, из которой вышел тощий разбитного вида юнец с очками на лбу и с массивной золотой целью на тонкой, с выпирающим кадыком, шее. Юнец зашел в кафе и, не оглядываясь, продефилировал к стойке бара. Взял банку кока-колы и развернулся в сторону Эдварда.

— Эй, ты, — спокойно произнес юнец, подходя к столику и взирая на незнакомца из-под полуприкрытых глаз, — это мой столик. Вали отсюда…

Эдик, не двигаясь с места, молча смотрел на юнца.

— Ты что, оглох? — все так же не повышая голоса, спросил молокосос.

— Не нарывайся на неприятности, парень. Я никуда отсюда не уйду.

— Ну ты и козел… — протянул юнец. — Ты откуда свалился такой борзой? Последний раз говорю, — голос молокососа зазвенел от злости, — это мой столик!

Увидев, что незнакомец никак не реагирует на него, юнец махнул в окно и из машины показался крепко сбитый, по внешнему виду явно качок, примерно такого же возраста, другой молодой раздолбай, пребывавший, видимо, в роли «шестерки» у первого.

— Канай отсюда, придурок! — чувствуя скорую поддержку, завизжал молокосос с золотой целью и схватил Эдварда за воротник куртки.

Это было уже слишком. Эдик резко встал и, как его учили в секции карате, которую он посещал почти пять лет и даже небезуспешно выступал на республиканских соревнованиях, сделал захват руки — юнец в мгновение ока оказался на полу, вытаращив от боли, бессилия и гнева глаза и хватая ртом воздух.

Качок, едва переступил порог, сразу бросился на выручку приятелю. С ним тоже не пришлось долго возиться: правильно нанесенный в челюсть удар, и юнец распластался рядом с дружком. Но качок оказался поупрямее своего «босса» — он заморгал глазами, приходя в себя, сел, покрутил головой и начал подниматься. Эдвард дождался момента, когда качок встал перед ним на полусогнутых ногах, и вновь отправил юнца в горизонтальное положение. Затем нагнулся к нему, схватил за руку, и выкрутив ее за спину, назидательно сказал:

— Вот так-то лучше. Не обессудьте, господа, сами нарвались. — Он отпустил руку качка. — А ну-ка катитесь восвояси. Чтоб духу вашего сейчас здесь не было!

Юнцы, поднимаясь с пола, свирепо оглянулись на застывшую от страха барменшу, оказавшуюся невольной свидетельницей их унижения.

— Да ты знаешь, на кого руку поднял?! Ну, сука, ты меня скоро вспомнишь! — сузив наполненные ненавистью глаза, проблеял тщедушный, успевая в поисках слетевших со лба очков шарить руками по полу.

— Сейчас еще огребешь за неуважение к старшим, — сделав шаг в его сторону, произнес Эдик. — Брысь отсюда!

Юнцов словно корова языком слизнула. Эдик, прекрасно понимая, что ему лучше поскорее убраться из кафе, оплатил заказ и быстро смотал удочки. Тетки дома снова не оказалось, и Эдвард позвонил Вальку:

— Я приехал.

Погода резко сменилась. Солнце заволокло сплошными облаками. Гнетущая духота сменилась свежим ветерком, быстро набирающим силу. Буквально через полчала он достиг такой мощи, что крона клена, под которым устроился Эдвард, ожидавший с минуты на минуту обещавшего подъехать Валька, раскачивалась, словно пьяная. Ветер гнал по тротуарам мелкий мусор, смешанный с пылью. Тяжелые, свинцово-фиолетовые тучи, низко наплывавшие на верхушки высотных зданий, разродились проливным дождем.

«Форд», в котором сидел Валек, резко визжа тормозами, остановился у обочины.

— У нас еще есть время. Шеф велел приехать к пяти. Заскочим тут в одно место, а потом без спешки двинем туда. — Повернув ключ зажигания, Валек как-то подозрительно оглядел Эдика и гнусаво хмыкнул: — М-да… Шеф тут велел найти кое-кого…

— Велел и велел. А что ты меня, как девицу, рассматриваешь?

— Да так. Похож вроде по описанию… Куртка у тебя… заметная… — Он бросил беглый взгляд на рыжую кожаную куртку Эдварда и тут же перевел глаза на дорогу. — А! На хрен! Пусть сам разгребает!

На этот раз Эдвард внимательно следил за маршрутом. Его доставили туда же, где около двух лет назад произошла его первая встреча с Самим. Эдик заметил, что отрезок грунтовой дороги, ведущей к хутору, закатан асфальтом. «Сколько ж это стоит?» — подумал Эдвард. Когда-то он читал, что один погонный метр полотна дороги обходится от восьмидесяти до ста тысяч крон, по нынешним временам — больше шести тысяч евро. Неужели у Родиона Александровича столько денег, чтобы залить асфальтом несколько сотен метров? В его голове мелькнула мысль о том, что в свое время итальянская мафия не только отмывала на государственных поставках на строительстве дорог миллиарды «грязных» денег, но и закатывала в асфальт — в прямом смысле этого слова — неугодных — отщепенцев и конкурентов.

Эдик вышел из автомобиля и, подняв брови, посмотрел на Валька, молча спрашивая, куда идти. Тот достал что-то из багажника, пнул колесо, поднялся на крыльцо и так же молча распахнул перед ним дверь. Затем повернулся к Эдварду:

— Счас… — Валек постучал во внутреннюю дверь и, услышав «входи», отворил ее.

— Добрый день, — входя в помещение, произнес Эдвард. Он сразу заметил, что Родион Александрович, пересекающий каминный зал, чтобы поздороваться с входящими, хоть и улыбался, но был явно не в духе.

Еще при входе Эдик обратил внимание, что во втором кресле возле камина, повернутом спинкой к входной двери, кто-то сидит. Этот кто-то, едва услышав голос Эдика, резко перегнулся через ручку кресла и уставился на вошедших. Краем глаза Эдик успел заметить, что сидящий в кресле собеседник Родиона Шелковникова не кто иной, как тщедушный юнец, которого он проучил в кафе. Еще он заметил кривую усмешку Валька, наслаждавшегося сценой и явно ожидавшего ее продолжения. Теперь Эдику стали понятны его косые взгляды в машине на куртку — слишком приметную. По ней спокойно можно было вычислить обидчика молокососа.