Себастьян Фитцек - Пациент особой клиники [litres]

От этих слов у Рикарды перехватило дыхание. У нее возникло ощущение, что дождь впитал в себя кислород из воздуха, и если раньше для наполнения легких ей хватало одного вдоха, то теперь приходилось делать два.

– Вы имеете в виду похитителя? – поинтересовалась она.

– Возможно, – пожал он плечами. – Когда вы дали мне во время нашей предыдущей встречи фотографию Макса, я увидел рядом с ним больного человека.

– Вы имеете в виду больного маньяка, который держит его у себя?

– Этого я не могу утверждать, но чувствую, что очень скоро этот человек отведет вас к Максу.

Произнеся эти слова, Гедеон отвернулся и глянул вверх по улице, чтобы убедиться, не подходит ли автобус. И действительно, сквозь завесу дождя вдали показались два световых пятна. Тогда Рикарда схватила Шульца за плечо и спросила:

– Скажите, Макс все еще жив?

– Не знаю, – сочувственно покачав головой, ответил он. – Видение было слишком коротким.

Рикарда жестом указала в сторону своей машины и умоляюще произнесла:

– У меня и сегодня фотография с собой. В сумочке есть и другие предметы, с которыми Макс играл. Детали конструктора и…

– Не сегодня, – прервал ее Гедеон и, тряхнув головой, надел бейсболку. – Сейчас я не готов. У меня была тяжелая смена.

Между тем рокот дизельного двигателя автобуса стал угрожающе приближаться, и появившийся железный колосс явно намеревался похитить собеседника Рикарды.

– А в последний раз? – поспешила задать она вопрос. – Вы видели что-нибудь еще?

– Не видел, а скорее почувствовал запах.

– Запах чего?

– Крови, выстрела… Не могу описать это иначе, но, когда я взглянул на фотографию, мне показалось, что пуля попала в голову.

«Он чувствовал запах от выстрела?» – пронеслось в голове у Рикарды.

– Чья это была голова?! – воскликнула она.

В этот момент автобус подъехал к остановке, подняв тучу брызг, но ни на Шульца, ни на Рикарду они не попали.

– Я не знаю. Могу сказать только одно, – повернулся к ней Гедеон и, глядя прямо в глаза, заявил: – Вы снова увидите своего сына.

От таких слов сердце у Рикарды чуть было не остановилось.

– Так он еще жив? – в который уже раз спросила она.

– Трудно сказать. В том подвале много умерших. Кто-то выживет, но не все. Но я не могу с точностью утверждать, что ваш сын там.

В этот момент двери автобуса открылись, а сама машина несколько наклонилась в сторону бордюрного камня, чтобы пассажирам было легче в нее забираться. Гедеон уже поставил ногу на ступеньку, когда Рикарда, тщетно пытаясь удержать его за руку, спросила:

– А если я найду Макса? Что будет потом?

Шульц нервно прищурился и заявил:

– Это я вижу вполне отчетливо. Вы стоите перед закрытой дверью и плачете.

– В каком месте? Почему перед закрытой дверью? Где вы меня видите? – сыпала она вопросами, пока Шульц поднимался по ступенькам.

Гедеон медленно повернулся к ней и, прежде чем двери закрылись, сказал:

– В тюрьме.

Из-за шума дождя его слова было трудно разобрать, но Рикарда все же их услышала, и они раскаленным железом врезались в ее мозг, вызвав неописуемую волну страха. В этот момент двери закрылись, и автобус уехал, оставив ее на остановке наедине со зловещим пророчеством, от которого у нее перехватило дыхание.

– Я… Что я должен сделать?

– Ты отлично меня понял, – сказал Трамниц. – Наша сделка довольно проста: если ты вытащишь меня отсюда, то я приведу тебя к Максу. И чем быстрее у тебя это получится, тем больше вероятность того, что твой мальчик будет еще жив.

От таких слов Тиллю показалось, будто весь мир зашатался, и он, чтобы не грохнуться на пол, непроизвольно схватился за металлический каркас кровати, хотя и понимал, что это всего лишь игра его воображения. Да и сам разговор с психопатом представлялся Беркхоффу нереальным.

Все его существо отказывалось понимать, что убийца предлагает ему сделку. Ведь всякий раз, когда раньше Тилль мысленно представлял себе первую встречу с Трамницем, в его мозгу всплывали какие-то несвязные образы, наполненные неконтролируемо сильными эмоциями, напоминая бред больного, мечущегося в лихорадке. И даже если бы он попытался все проанализировать и внутренне подготовиться к этой встрече, то такого развития разговора предвидеть Беркхофф все равно бы не смог.

– Это какой-то абсурд, – наконец выдавил он из себя.

– Почему?

– Потому что, потому…

Причин считать предлагаемую маньяком сделку абсурдной было так много, что Тилль даже не знал, с чего начать. Собравшись с мыслями, Беркхофф попытался разъяснить Трамницу совершенно очевидные факты, которые должен был понимать даже психопат.

– По сути, мы являемся пленниками в заведении с режимом наивысшей безопасности. Как мне это сделать?

В ответ Трамниц выпятил нижнюю губу, пожал плечами и заявил:

– Ты ведь как-то проник сюда. В одиночку у тебя это ни за что не получилось бы. Следовательно, люди, которые тебе помогали, обладают нужными связями. Убеди их употребить эти связи для меня, и я отведу тебя к Максу.

У Тилля в мозгу отпечатывалось каждое его слово: «проник», «помогали», «связи». И их значение было ему понятно. Они походили на канцелярские кнопки, с помощью которых воображаемое письменное требование Трамница крепилось к его мозгу. Но в этой записке отчетливо читалось только одно: «…и я отведу тебя к Максу».

А ведь именно для этого он и был здесь, перетерпев уколы, удары, боль и страх. Зачем теперь прислушиваться к доводам разума, если до этого Тилль следовал только голосу отчаяния?

– Хорошо, – проговорил наконец Беркхофф, слыша себя как бы со стороны и не узнавая свой бесцветный голос.

Тилля не оставляло мерзкое ощущение, что его разум отделился от тела и наблюдает за тем, как он заключает сделку с дьяволом в тщетной надежде вновь обнять своего сына.

– Я попытаюсь, – прошептал Беркхофф и выдвинул ящик из тумбочки.

Дрожащими руками он взял фолиант, раскрыл «Улисса», но телефона в книге не оказалось. Тилля пробил озноб, а когда он взглянул на Трамница, то ему почудилось, что в палате стало очень холодно.

– Где он? – спросил Беркхофф.

– Где что?

– Мой мобильник.

– Твой телефон? – делано удивился Трамниц.

– Да, ты, должно быть, нашел его в книге, – ответил Тилль, постучав пальцами по отверстию, выдолбленному в фолианте, и снова захлопнул его.

Сначала Трамниц разыграл недоумение, но потом расхохотался. Убийца подошел к телевизору, висевшему на стене, встал на цыпочки, чтобы достать до его верхнего края, и вытащил какой-то предмет, который, по-видимому, был зажат между экраном и стеной.

– Ты это имеешь в виду? – с простодушным видом спросил он.