Брэд Паркс - Ничего не говори [litres]

Я подошел к ней вплотную, буквально навис над ней и втянул ноздрями как можно больше воздуха.

– В чем дело? – сказала она, отступая на два шага назад.

– Ты что, курила? – спросил я.

– Нет, – ответила она, впрочем не очень убедительно.

– Тогда почему я, проходя мимо тебя, учуял запах табачного дыма?

Она понюхала свою одежду, сначала одно плечо, потом другое, и сказала:

– Не знаю. Сегодня мы с Сэмом ходили в магазин. У двери кто-то курил. Может…

Я снова подошел ближе. Теперь мы стояли на кухне, где запахи еды перекрывали все, что мне удалось уловить в холле.

– Дай мне понюхать твою руку, – сказал я.

Элисон всегда держала сигарету в правой руке.

– Что?

– Протяни руку, я хочу понюхать.

– Нет, – сказала она, пряча правую ладонь в левой.

– Если ты не курила, я ничего не почувствую.

– Скотт, это просто смешно.

– То есть ты не хочешь признаваться и продолжаешь отрицать, что курила.

– Да, я…

– Потому что сказала, что бросила перед тем, как забеременеть, да?

– Прекрати, – сказала Элисон, – ты странно себя ведешь. С чего мы вообще должны это обсуждать?

– Потому что я чувствую запах.

– Ты что, директор школы?

– Ну что тебе стоит признаться? Ты взрослый человек и можешь позволить себе курить, если хочется. Почему ты это скрываешь?

– Я не… Это просто глупо, – сказала она, демонстративно отвернулась и занялась готовкой.

– Я чувствую запах, – в последний раз сказал я.

Она ничего не ответила. Ну и пусть. Играть дальше в эту игру было бессмысленно. Ее реакция уже много мне сказала. Отрицание. Попытка уклониться от ответа.

Я понимал, что, наверное, ничего страшного в этом нет. Если в этот ужасный период нашей жизни жена не хочет отказываться от относительно безвредной привычки курить по сигарете в день – чтобы ослабить напряжение и на несколько мгновений забыть о происходящем, – это ее право.

Но почему она мне врет?

Это был один из тех вопросов, от которых у меня, когда я ложился в постель, шла кругом голова. Я хотел лечь пораньше, чтобы хорошо выспаться и отдохнуть перед досудебной встречей, которая была назначена на следующее утро.

Но не тут-то было. У меня перед глазами стояла пачка сигарет в ящике ее рабочего стола и она сама, выдыхающая струю дыма в специально отведенном для курильщиков месте.

В деле охраны правопорядка существует так называемая «теория разбитых окон»: если полиция закрывает глаза на мелкие правонарушения – например, на вандалов, бьющих стекла, – в обществе возникает ощущение беззакония, допускающее куда более страшные преступления.

Если бы я уличил ее тогда, давно, может быть, и не случилось бы истории с Полом Дрессером?

Или Пол Дрессер, решив вернуться в жизнь Элисон, выступил в роли некоей неотвратимой силы? Может быть, я всегда был для нее просто утешительным призом? Я прокручивал в голове разговоры, в которых упоминалось его имя. Даже если она всегда просто шутила, он занимал ее мысли слишком сильно для парня, с которым она не виделась со школьных времен.

Спустя пару часов, что я провел, ворочаясь в постели и терзаясь этими мыслями, мои мучения стали невыносимы. Я пошел в ванную и отыскал снотворное, которое мне прописали после Инцидента. Раньше, если не давала спать боль в груди и в подмышке, одной таблетки было достаточно. Срок годности у них, конечно, давным-давно истек.

Плевать. Я выпил сразу три.

И поэтому даже не заметил, как провалился в сон. И не почувствовал, как немного позже рядом легла Элисон.

Но я точно помню, что меня разбудило: грохот выстрела, звук, который ни с чем не перепутаешь.

Не успело эхо затихнуть в лесу, как я уже был на ногах.

– Что это? – спросила Элисон, резко сев на кровати.

Я уже бежал к двери нашей спальни – я плохо соображал, но был исполнен решимости.

– Не смей ходить на улицу, – визгливо кричала мне Элисон, – ради всего свя…

– Побудь с Сэмом, он, наверное, испугался.

Не дожидаясь ответа, я скатился вниз по лестнице, включил снаружи свет, а затем, и не подумав, что от опасности меня защищали только пижамные брюки и футболка, распахнул дверь, надеясь хотя бы мельком увидеть стрелявшего, пока он не скрылся.

Но тот, даже не собираясь бежать, стоял на крыльце. Я застыл как вкопанный. Однажды я уже оказался под дулом ружья, и этого мне хватило с лихвой.

Но стрелок смотрел не на меня. Ствол его винтовки по-прежнему был направлен на лужайку перед домом, палец все еще лежал на крючке. На голове у него был прибор ночного видения с откинутыми наверх крышками стекол. Он был с ног до головы облачен в пятнистый камуфляж, лицо, насколько мне было видно, покрывал толстый слой черной краски.

Наконец, несмотря на камуфляж и прибор ночного видения, я узнал моего свояка Джейсона. Ночной дозор Карен был на посту.

– Джейсон, какого…

В этот момент где-то рядом с крыльцом раздался стон. Я остановился на верхней ступеньке. На небольшом клочке земли, поросшем травой и усыпанном сосновой хвоей, футах в восьмидесяти от дома лежал человек. Молодой, щуплый. Он держался за ногу и изрыгал все известные ему ругательства.

– Злоумышленник может быть вооружен, – сказал Джейсон, обращаясь ко мне, – стой на месте, пока я не определю уровень угрозы.

Глядя на парня, который корчился на лужайке, время от время начиная колотить по земле ладонью, я почувствовал под мышкой резкую боль. Мне никогда не забыть первого ощущения от пронзившей меня пули. Чудовищная боль.

Она парализует. Забудьте все, что вам доводилось видеть в кино, когда подстреленный герой встает и продолжает бой. В реальной жизни ты можешь думать только о пылающей агонии разрываемой плоти, о том, что готов на все, чтобы это прекратить, и что такие мучения могут закончиться только смертью. В этот момент и в голову не приходит, что можно нанести ответный удар.

– Будет надо, я залеплю ему пулю прямо в лоб, – громко заявил Джейсон.

– Вы че, парни, – выговорил парень в коротком промежутке между вспышками ругани, – клянусь, у меня ни оружия, ничего. Клянусь!

Из его груди со свистом вырывался воздух. Держа на прицеле его голову, Джейсон подошел к нему и приказал:

– Покажи руки, сопляк. Я сказал, руки, быстро!

Парень отнял от раны дрожащие руки и поднял в воздух.

– Выше, – приказал Джейсон, потом подошел к нему и с силой ударил в бок – теперь ничем не прикрытый – своим черным тяжелым, наверняка кованым ботинком.

Тот взвизгнул, скрючился и, чтобы защититься, подтянул здоровую ногу. Раненая была выпрямлена. Он скулил:

– Пожалуйста, прошу вас. О боже, как больно.

Джейсон уже не целился в голову, а поднял приклад к груди, будто собираясь ударить. Может, в ногу. А может, и в голову.

– Джейсон, остановись, сейчас же! – сказал я. – С него хватит.