Джеймс Деларджи - 55 [litres]

Чендлер туго затянул лямки. Он старался абстрагироваться от умозаключений Луки, но некоторые замечания были здравыми. Более того, сержант сам видел, на что Хит способен. И тем не менее, вопреки всему, он не торопился снимать подозрения с Гэбриэла. Уж очень быстро нервная тревога сменялась у него ледяным спокойствием.

Лука тем временем вырвался вперед и углубился в чащу, словно гончая, напавшая на след. В нем снова проснулся сиднейский парень, которым он был до того, как родители – художники – переехали на запад в поисках тишины, спокойствия и вдохновения. Лука неоднократно говорил, что ему не терпится вернуться в крупный город – хотя бы в такой, где больше одного ночного клуба, – поэтому всюду рассылал резюме. И снова Чендлеру вспомнился Митч: последний раз, когда тот был здесь.

Они отправились искать пожарище.

Шли с трудом. Ориентироваться в зарослях не на что, а разглядеть дым снизу, сквозь листву получалось не всегда.

И все равно они шли, вглядываясь в сгущающиеся сумерки, перебираясь через валуны и упавшие деревья. Ни свежих могил, ни высоких уступов по пути не попадалось.

Лука поделился еще одним своим предположением: а что, если в домике до сих пор кто-то есть – напарник или другая жертва? Маньяк мог приготовить к смерти одного, а второго оставить на потом, как мясо в подвале – так сказать, запас на зиму. Несмотря на то что это был всего лишь плод воображения Луки, Чендлер ускорил шаг. Вокруг стояла пугающая тишина: ни цикад, ни сверчков – как будто они смолкли в преддверии жуткой находки. Становилось не по себе, как от перешептываний в зале суда перед решением присяжных. Когда раздался треск рации, Чендлер даже обрадовался – пока сквозь помехи не прорезался голос Митча. Их исчезновение заметили, а цель поездки вызвала опасения.

– Чендлер, это Митчелл. – Никакого официоза, вместо него – панические нотки. – Не смей ничего там трогать. Мы уже в пути.

Глазам Чендлера предстала дымящаяся куча золы да остатки стен, торчащие из земли, похожие на обугленные спички. Метрах в пятидесяти от сгоревшего домика он заметил вышку с чугунным баком для воды – тот покоился в своего рода гнезде, свитом из травы и кустарника, который тянулся по вышке наверх, к небу. Да, приказ был ничего не трогать, но допускать, чтобы все вещественные доказательства сгорели, тоже нельзя.

– Лука, сюда! – крикнул Чендлер, направляясь к вышке. – Залезть сможешь?

Молодцеватый констебль не упускал случая рискнуть. Скинув рюкзак, он быстро вскарабкался по вышке, на вид старой и ветхой. Удивительно, но она выдержала. Чендлер нашел на земле ржавое ведро и передал Луке, тот зачерпнул из бака и вернул его обратно. Вода переливалась через край, оставляя пятна на одежде.

Чендлер выплеснул ведро в тлеющие останки дома, и в лицо ему ударила волна пепла и дыма, шипя, как дым-машина на рок-концерте. Откашливаясь и утирая глаза, он вернулся к вышке.

Так он и бегал туда-сюда, опрокидывая ведро за ведром в разные части здания, стараясь не обвариться и не попасть под огненные всполохи, то и дело вырывавшиеся невесть откуда.

Ослепленный жаром, дымом и ярким солнцем, Чендлер пробирался почти на ощупь.

– Сколько еще осталось? – спросил он, сплевывая налипший на язык пепел.

– Много! Половина! – прокричал Лука.

Чендлер вернулся к пожарищу и, отвернув лицо, выплеснул воду на тлеющие угли. Пепел взметнулся вверх, под ним в лучах гаснущего солнца блеснули обугленные металлические останки. Эта находка придала Чендлеру сил, и за полчаса он, несмотря на резь в глазах, смог погасить огонь. «Пожарные» потрепали друг друга по спине, на потной рубашке Луки остались черные отпечатки рук Чендлера. Уцелело немного, но хотя бы что-то спасти удалось.

Чендлер подошел ближе и разглядел в жарком месиве искореженные куски металла, пока слишком горячие, чтобы к ним притрагиваться.

– Специально подожгли? – спросил Лука.

– Трудно сказать наверняка, но похоже на то.

Страшный пожар целиком уничтожил жилище. Пламя опалило стоящие рядом деревья, но за пределы стен не вышло. Просушенные половицы служили растопкой. Настоящего лесного пожара, к счастью, удалось избежать.

Схватив первую попавшуюся обугленную палку, Чендлер стал обходить пепелище. Он разгребал золу, под которой лежали уцелевшие в огне куски металла: ножки стола или верстака, пила, сросшаяся с топором в нечто монструозное. Порывшись в месиве, он выудил оплавленные кандалы и бросил их на землю остывать.

В восходящем теплом воздухе кружили хлопья золы и горелая бумага – слишком тяжелая, чтобы улететь, и слишком легкая, чтобы упасть. Чендлер поймал несколько кусков, но они рассыпались у него в руках.

Он поворошил месиво снова, взметая облачка сажи. Показалось нечто желтое, обугленное по краям. Со второй попытки Чендлер смог аккуратно ухватить предмет за край, чтобы не повредить. Покопавшись в уцелевшем углу, он нашел вторую часть предмета, а следом – еще много разных документов, в том числе водительское удостоверение Хита. Пластик сохранился в пекле куда лучше, чем бумага. Часть с именем расплавилась, но черно-белое, хмурое – точно портрет в полицейском протоколе – лицо Хита еще можно было разобрать.

Митч с бригадой появился внезапно, будто спецназ из засады. На каждом – латексные перчатки, а в руках – пакеты для улик. Дорога заняла всего лишь сорок пять минут.

Естественно, Митч был зол, как Чендлер и ожидал.

– И чего ты натворил? – услышал он вместо благодарности.

– Потушил огонь. Надо было убедиться, что больше тут никого не прятали.

– И как, убедился? Никого?

– Никого. Вот только бумага…

Митч схватил Чендлера за плечо и оттащил в сторону, пересекая этим резким, неприятным контактом некую негласную границу.

– Вы должны сообщать мне обо всех звонках, сержант. Я – руководитель следствия и ваш начальник, нравится вам или нет. Любой ваш провал разгребать мне, а я здесь не за этим.

– Я действовал так, как считаю нужным, – не уступал Чендлер.

– А теперь будешь действовать так, как считаю нужным я. Если я прикажу докладывать каждый раз, когда тебе захочется отлить, то будешь докладывать. Ясно? Все решения принимаются только через меня. Ты сам остался, Чендлер, никто не заставлял. Так что поумерь зависть, она мешает тебе думать.

– Нет, Митч, мне кажется, это ты завидуешь, что я предпочел карьере семью.

Бывший приятель, а теперь соперник, только усмехнулся.

– А может, у меня есть и то, и другое?

– Как это?

Митч не ответил. Уж не значили ли его слова, что он обзавелся семьей? Родственники ничего про свадьбу или детей не говорили, обручального кольца нет – впрочем, это ничего не значит. С другой стороны, какая Чендлеру разница? Десять лет Митч жил за несколько сотен километров и связи не поддерживал. Лишь данное неудачное стечение обстоятельств снова привело его в Уилбрук.