Крис Хаммер - Выстрелы на пустоши

Мэнди улыбается – неожиданная реакция.

– Прекрасно. Если и впрямь сумеешь так сделать, тогда включай. Я совершенно не против.

– Правда? Уверена? Мне показалось, ты не хочешь, чтобы я упоминал о вашем романе.

– Я не хочу, чтобы ты называл наши имена, а так, конечно, включай. Не понимаешь? Этот мужчина регулярно занимался сексом. Со мной, с Фрэн, бог весть с кем еще. Не правда ли, типичное поведение педофила? Ты слышал когда-нибудь о растлителе малолетних, настолько помешанном на женщинах? Способном поддерживать отношения со взрослыми представительницами нашего пола? Мне под тридцать, а Фрэн – на четвертом десятке.

Мартин улыбается в ответ, дилемма решена.

– Понятно. Значит, я могу использовать это в статье.

– Да. Я только за.

Они сидят в креслах возле входной двери. Мартин включает звукозаписывающее приложение, кладет телефон поверх горы книг на одном из столов и вынимает блокнот, хоть и подозревает, что самое важное Мэнди уже сообщила. Та вытаскивает Лиама из манежа и усаживает себе на колени, скорее всего, ради собственного спокойствия.

– Расскажи мне о нем, Мэнди. Каким он был на самом деле?

– Не от мира сего. Если в ударе, то забавным, внимательным, харизматичным. С ним попросту хотелось находиться рядом.

– Харизматичным? Ну и ну!

Она использовала это слово и раньше, а Робби Хаус-Джонс говорил, что Байрон Свифт излучал обаяние.

– Да, но по-особенному. Харизматичных любят, а Байрон умел сделать так, что человек начинал любить себя. Понимаешь, о чем я? Знаешь, стояла ужасная засуха, и оттого, что он приезжал к нам в городок, пусть даже на пару дней в неделю, каждому становилось лучше. Байрон с Робби организовали детско-юношеский центр. Помнится, мою маму это очень порадовало. Все-таки не перевелись еще добрые люди, сказала она.

Мартин ерзает. После харизматичного священника с его добрыми делами – к психически травмированному писаке. Как ее угораздило?

– Говоришь, таким он был, если в ударе. Значит, существовала и другая сторона?

– Думаю, да. По правде говоря, Байрон был очень эгоцентричным. Не в том смысле, что эгоистом. Общаясь, он отдавался полностью, я чувствовала себя центром его вселенной, кем-то особенным. Однако вряд ли Байрон особо думал обо мне после того, как уходил. В этом и заключались его огромное очарование и огромная слабость. Он жил моментом, по крайней мере, так казалось.

– Байрон Свифт проявлял когда-нибудь жестокость?

– Ко мне – нет.

– А к прочим?

– Возможно.

– В смысле?

– Он избил Крейга Ландерса.

Мартин прекращает писать.

– Что? Почему?

– Тебе придется спросить Фрэн.

– Крэйг узнал об измене? Побежал выяснять отношения?

– Без понятия. Фрэн спрашивай.

– Избил, говоришь, ее мужа. И Крэйга это унизило еще больше.

– Думаю, да.

– Не сказать, чтобы такое поведение подобало священнику.

– Да. Помнится, Байрон сожалел о своем поступке. Долго его замаливал, просил прощения.

– Интересно. Замаливал. Так значит, наш убийца был религиозным? Может, просто спектакль устраивал?

– О нет, он был религиозным, вне всякого сомнения. Истинным верующим… даже истовым. Иногда, бывает, остановится, закроет глаза, склонит голову и произнесет несколько слов молитвы. Без всякого повода. Но меня никогда не пытался обратить. Байрон был не из таких. Он говорил, что в свой час Господь сам найдет меня, что жизнь без веры – это полужизнь. Что Господь с ним все время и в малом, и в большом, словно якорь, без которого он стал бы совсем другим. «Стал якорем», – именно так. У Байрона была татуировка, вот тут, на груди, крест… прямо над сердцем.

Мартин хмурится.

– Тебя послушать, получается какой-то Джекилл и Хайд. В одну минуту он благочестивый священник, заботится о своей пастве и присматривает за местными детишками. А в следующую пьет, курит и сношается с каждой юбкой. А еще стреляет в беззащитных зверушек.

Не успевает Мартин закончить, как Мэнди уже трясет головой.

– Нет, ты ошибаешься. Раздвоение личности – не про него. Что бы Байрон ни делал, молился либо пьянствовал и «сношался с юбками», он все равно оставался спокойным и уверенным в себе. Можешь себе представить?

– Честно говоря, не особо. Слишком уж он правильный.

– Что, если Байрон и вправду был таким?

– Ты его любила?

– Да, любила. И отдавала себе отчет, что он не собирается на мне жениться, никогда не назовет своей девушкой и тому подобное.

Мартину неловко. Мэнди призналась в любви к Свифту настолько уверенно, настолько буднично.

– И ты вот так спокойно относилась к тому, что он тебя не любит?

– Да. В смысле, я знала, что у Байрона есть другие, но, думаю, все же он меня любил.

– А заодно Фрэн Ландерс и неизвестно скольких еще?

– Да, Мартин. Тебя это как-то задевает?

– Думаю, да, – поежившись, говорит он. – Свифт был либо законченным жуликом, либо самым святым человеком, что когда-либо ходил по Земле.

Мэнди не отвечает, просто смотрит ему прямо в глаза.

Мартин держит ее взгляд.

Что в нем? Вызов? Сомнения?

Он замолкает, пытаясь понять, каким человеком был Свифт, но тот ускользает и трудно поддается классификации.

– Скажи, его поведение… оно не казалось тебе неуместным? Сначала этот Свифт проповедует любовь ко всему живому, терпимость и всепрощение, а потом отправляется убивать зверушек на Пустоши за городом. Не пыталась его об этом спрашивать?

Мэнди долго молчит, глядя ему прямо в глаза, и Мартин выдерживает взгляд, не дрогнув.

Наконец раздается ответ – тихий, почти шепот, как на исповеди.

– Байрон говорил, что так он ощущает себя ближе к Господу, к природе – нужна молитва тела, не только разума и души. Своего рода медитация, религиозный опыт, единение с самим собой и всем мирозданием.

Мэнди утыкается лицом в руки. Мартин смотрит на нее, чувствуя, как по спине ползет холодок и волоски на шее становятся дыбом. Помнится, в день его приезда Мэнди рассказывала другое, говорила, что забеременела в Мельбурне, что Свифт спас ей жизнь. То было выдумкой от начала и до конца.

– Мэнди, ты говорила ему, что беременна?

– Да. Байрон заглянул сюда в день трагедии, перед тем как идти в церковь. Сообщил, что сразу после службы уезжает из города. Что епископ велел уехать. Вот я и попросила его забрать меня с собой. Он отказал, невозможно, мол.

– А почему невозможно, говорил?

– Нет. Вероятно, причина была как-то связана с тем, что он не настоящий Байрон Свифт, но я не знала об этом до недавнего времени.

– И ты спокойно приняла его отказ?

– А что мне оставалось?

– Как он сам воспринял новость? Какие-нибудь намеки на то, что он вот так поступит?

– Ни одного.

Мартин замолкает, переваривая новую информацию. Ее подтверждает рассказ Люка: мальчик говорил, что видел машину Свифта у книжного.