Крис Хаммер - Выстрелы на пустоши

– Ты уверен, что они убивали ради этого?

– Зачем же еще?

– Не знаю. Просто забавы ради. Почему бы нет?

– У-у-у-у, молодой человек. Это же какими отморозками надо быть?

– А кто, если не отморозки, убьет пару хорошеньких девушек и сбросит их в запруду?

– Ну да, согласен. Чем скорее этого ублюдка Снауча запрут в тюряге и выкинут ключ, тем лучше.

– Ты уверен, что это он?

– Да. Скорее всего, он моих коров и убивал. Когда-то его семье принадлежала вся земля вокруг. Снауч до сих пор считает ее своей. Вполне в духе этого жалкого засранца: прийти убить моих коров, хотя у самого их бродит немерено.

Мартин допивает остатки пива, уже тепловатые от жары на террасе.

– Где ты остановился, Дедуля? Не в бывшей ли пивной случайно?

– Я? Нет. Не возражал бы, но она закрыта. Меня приютил Эррол Райдинг. Хороший человек, Эррол.

Завтра прокачусь автобусом в Беллингтон, гляну, вдруг удастся купить какой-нибудь драндулет. А потом – домой.

– Просто мне сегодня утром показалось, что я кого-то видел на террасе в отеле. Возможно, за чем-нибудь заехал владелец.

– Вряд ли, юноша.

– Почему?

– Он на том свете. Самоубийство. Столичный малый. Вбухал в «Коммерсант» свои пенсионные накопления, отделал все, пытался заработать на бистро. Короче, его жена всего этого не выдержала и свалила обратно в столицу. А потом грянула затяжная засуха, и его денежки плакали. Он тут никого толком не знал, не мог никому излить душу. Вот и вышиб себе мозги из дробовика. Тут такое частенько случается. Не знаю, почему я сам этого не сделал.

В конце концов Мартин приходит писать статью в боулинг-клуб. Он хотел поработать над ней в книжном, но тот оказался закрыт, а на двери висело «Щасвирнус». Видимо, Мэнди подвергалась пыткам у копов, отвечая на вопросы о Байроне и своем дневнике. Жаль. Могла бы пролить немного света на ход расследования. Все равно ей уготована роль центрального персонажа, тут уж ничего не поделаешь.

Благодаря расследованию «Сидней морнинг геральд» удалось выйти на новую жизненно важную информацию о жестоком убийстве двух немецких туристок Хайди Шмайкль и Анны Брюн, вновь изменившую направление полицейских поисков. «Геральд» получила доказательства, которые снимают вину с подозреваемого номер один, священника Байрона Свифта…

Перед тем как засесть за работу, Мартин, уступив Дугу Танклтону и его соперникам, ответил на несколько вопросов, однако открывать новый ракурс, под которым намерен освещать факты, не стал. К счастью, та компания уже уехала на свой беллингтонский курорт, дав ему спокойно поработать в клубе.

После небольшого сражения с упрямым вай-фаем файл уходит в редакцию, и Мартин звонит сначала Беттани, а затем Максу по телефону в вестибюле клуба.

– Да, Мартин, уже получил. На первый взгляд хорошо. Превосходный материал. Беттани раскопала кое-какие мелочи, но твой – определенно новый взгляд на события.

– Что-то я не слышу в твоем голосе особого энтузиазма.

– Честно говоря, я его и не чувствую, – отвечает редактор.

– Шутишь? Разве «Геральд» не опережает полицию? Разве может быть что-то лучше?

– Ты прав. Прости, приятель. На меня из-за этой истории вылили столько дерьма. Редколлегия стоит на ушах, требуют законности и тщательной проверки фактов. Настаивают, чтобы их держали в курсе.

– Что? Три заглавных страницы подряд, и они не рады? Макс, эта история – наша. Включи телевизор – я чуть ли не повсюду: эксперт из «Геральд». Чего им еще надо?

– Достоверности, очевидно.

– Черт, Макс! Как это понимать?

– Ну, не так давно мы сообщили, что Харли Джеймс Снауч – первый подозреваемый по делу об убийстве и предположительно ранее судился за изнасилование. Ни то ни другое не подкреплялось доказательствами. Затем мы практически обвинили в убийствах немок преподобного Свифта. В твоих сегодняшних статьях, если помнишь. Сегодняшних, Мартин! А завтра ты хочешь во всеуслышание заявить, что он, скорее всего, невиновен. По правде сказать, кое-кто наверху сомневается, по плечу ли тебе эта работа.

Растерявшись от нападок, Мартин на мгновение замолкает, потом его захлестывает злость.

– А ты как думаешь, Макс? Ты с ними согласен?

– Не согласен. Ты по-прежнему облечен моим полным доверием. – Ответ приходит без промедления и полон искренности.

Мартин выдыхает, чувствуя, как его отпускает гнев.

Славный старина Макс, всем журналистам журналист, редакторам редактор.

– Спасибо. Я очень ценю твое доверие, но и так выкладываюсь с этим расследованием. Почему, думаешь, копы не хотят говорить под запись? Они тоже не знают, к чему придут. До того как поступила эта новая информация, полиция сложила все свои яйца в корзину под названием «Байрон Свифт»… так что я освещал ход расследования со стопроцентной точностью. И я знаю, что Снауча полностью не исключили из подозреваемых. Запросто может оказаться, что мы все время были правы.

– Ладно, продолжай в том же духе. Как думаешь, скоро закончишь? Ты там уже неделю.

– Послушай, эта история – самая громкая в стране. Я пробуду здесь, сколько понадобится. И я все еще хочу сделать тот очерк, что мы наметили когда-то. Он в планах на следующую неделю. К годовщине трагедии. Что до ежедневных новостей, то как знать? Полицейское расследование может зайти в тупик либо, наоборот, случится прорыв.

– Твоя позиция мне ясна. Только учти, Мартин, мы уже насладились своим звездным часом. Не каждый же день давать сенсации для заглавных страниц.

– В смысле?

– В том смысле, что тебе не нужно ничего доказывать. Ни мне, ни кому-то еще. Ты не должен прыгать выше головы.

Мартин какое-то время это переваривает.

– Тебя волнует объективность моих суждений?

– Нет, дружище, с ними у тебя все в порядке. Меня волнуешь ты сам. Как у тебя дела?

– Вообще-то прекрасно. Словно я прежний вернулся. Действительно, здорово выбраться из офиса в поле.

– Рад это слышать. Звони, если понадобится совет. Давай обезоружим засранцев из роскошных кабинетов.

– Спасибо, Макс. За все.

Купив бутылку белого вина в баре и еды у Томми, Мартин отправляется с ними в книжный. Магазин закрыт, и он решает зайти с тыла. Из-за сетчатой двери в доме Мэнди доносится музыка. Постучав, Мартин слышит довольный лепет малыша, а потом она сама открывает дверь.

– Привет, Мартин, – после долгого вздоха говорит Мэнди. Вид у нее растрепанный, измученный и прекрасный. И кажется, она не очень-то ему рада.

– Я к тебе с подношением мира. – Он протягивает вино в коричневой бумажной упаковке и белый целлофановый пакет, битком набитый едой.

– Тогда входи.

Лиам на стульчике для кормления ест какую-то оранжевую кашу, измельченную блендером. Стульчик стоит по центру комнаты и в стороне от всего остального. Оно и понятно: на каждую ложку, что попадает в рот Лиама или его окрестности, приходится еще одна, которая под довольный лепет малыша плюхается на линолеумный пол. Мэнди, хмуро глядя на сына, только покачивает головой.