Кара Томас - Где скрывается правда

Мы отходим на тротуар и синхронно склоняем головы, проходя под низко висящей дубовой веткой по другую сторону забора.

– У меня они тоже были, – помолчав, говорю я. – Когда я пошла в новую школу, там не было туалета при классе, как в начальной школе «Игл».

Я опускаю ту часть истории, где я обмочилась и меня отправили к медсестре. После того как бабушка объяснила по телефону, что около года назад я стала свидетельницей убийства, учительница стала вести себя со мной помягче. Это должно было помочь мне, но, наоборот, только сделало меня беспомощной.

Кроме того, самого убийства Лори я не видела. Не знаю, возможно, бабушка просто решила не рассказывать историю в подробностях, а может, специально выдумала такую версию, потому что тогда мое поведение было легче понять.

– С тех пор я не хожу в бассейн, – говорит Кэлли вполголоса. – Я как-то должна была сюда пойти с Сабриной в восьмом классе, но, когда ее мама высадила нас здесь, меня охватила паника. Пришлось звонить, чтобы нас забрали.

Кэлли смотрит на меня.

– Я просто… хочу уехать отсюда. Здесь я никогда не буду чувствовать себя в безопасности. Это плохо, потому что Фейетт – единственный дом, который я знаю. Ты хотя бы теперь живешь во Флориде, подальше от всего этого.

Я киваю и пинаю кусок бетона, отколовшийся от тротуара. Кэлли наконец, спустя десять лет, открылась мне, и я не хочу все портить, хотя меня подмывает возразить, сказать, что она ошибается.

Ни одно место в мире не может быть полностью безопасным. Как бы далеко мы ни пытались убежать от этой тьмы, монстры все равно нас найдут.

Мы не можем придумать, как объяснить Мэгги наше стремительное возвращение из бассейна, и поэтому решаем убить время в парке неподалеку. Кэлли гуглит номер фейеттского департамента парков и отдыха и диктует его мне.

Служащий в офисе дает мне название садово-парковой компании, услугами которой городское управление пользовалось десять лет назад: «Озеленение Фейбера и сыновей». Но когда Кэлли ищет это название в Интернете, мы находим только неоплаченный срок пользования именем домена. По единственному номеру, который появился в результатах поиска, никто не отвечает.

Кэлли вешает трубку.

– Наверное, они закрыли бизнес. Как и все остальные в этом дерьмовом городе.

И не поспоришь. Скорее всего, многие думают плохо о родных местах, но Фейетт и правда дерьмовый город. Серьезно, уже при въезде в него начинает разить коровьими лепешками.

Эта местность слишком пригородная, чтобы быть сельской, слишком восточная, чтобы совсем не привлекать туристов, и слишком северная, чтобы назвать ее поселком реднеков. Фейетт просто есть – это такое место, до которого никому нет дела. Люди здесь рождаются и умирают, а если спросить о них через несколько лет, вам наверняка ответят, что их и не было на свете.

– Мы его найдем, – говорю я больше самой себе, нежели Кэлли. Мне надо найти Денни, и не просто потому, что он может знать, что на самом деле случилось тем вечером между Лори и Джос. Теперь уже вопрос не только в убийстве Лори. Отец умер, мать неизвестно где, и я не уеду из Фейетта, не разыскав сестру.

Сначала, когда я переехала к бабушке, я время от времени пыталась говорить с ней о Джос.

Например, если бабушка готовила на обед макароны с сыром, я говорила: «Раньше макароны мне готовила сестренка». Когда мы садились смотреть ситком, я вспоминала: «Сестренка любила “Друзей”». У бабушки на лице появлялся пустой, жалостливый взгляд, словно я это выдумывала, будто сестренка была плодом моей фантазии, воображаемой подругой, которую я придумала, чтобы справиться с травмой после разлуки с мамой.

Я стараюсь отмахнуться от все растущего чувства обиды на бабушку, которая никогда не проявляла желания говорить о моей семье. Она так и не виделась с Гленном Лоуэллом или Джослин, а когда в разговоре всплывала мама, в глазах бабушки появлялась усталость. Могу только сказать, что она разочаровалась в своей дочери. Бабушке было больно обсуждать, из-за чего испортились их отношения с мамой, и потому мы не разговоривали о ней вовсе.

Может, если бы мы все-таки поговорили, я узнала бы об Аннетт достаточно, чтобы выследить ее с сестрой. Вероятно, тогда мне не было бы так чертовски одиноко в городе, где я провела полжизни.

Мы с Кэлли молча возвращаемся к ней домой. Кажется, желание говорить со мной, охватившее ее недавно, когда речь зашла о панических атаках, пропало. Она не произносит ни слова, пока не отпирает переднюю дверь.

– О господи, – говорит она, отпрыгивая назад.

Мэгги сидит в гостиной, в кресле Рика, откинувшись на подушку, будто поджидая нас.

– Я устала ждать, пока ты приберешься у себя в комнате. – Ее голос звучит незнакомо, будто слова сливаются. – Поэтому решила это сделать сама.

На кофейном столике перед Мэгги стоит бутылка водки. Она почти пуста. Кэлли вся сжимается: это та же бутылка, которую она боялась оставлять под кроватью.

Знаю, что мое присутствие здесь будет лишним, а потому потихоньку крадусь наверх, как мышка, которую вот-вот прогонят метлой.

Прежде чем закрыться в гостевой комнате, улавливаю обрывки их фраз.

– …мы не так учили тебя справляться с проблемами.

Мэгги.

– У меня выдалась ужасная неделя, ясно? С тобой о таком не поговоришь.

Кэлли.

– Кэлли, что за чушь? Приходи и говори со мной о чем угодно.

– О чем угодно, кроме Лори!

Я отпускаю дверную ручку гостевой комнаты. Прижавшись спиной к коридорной стене, жду, что ответит Мэгги.

Следующей, однако, заговаривает Кэлли. Она плачет.

– Ты ни разу меня не спросила, хочу ли я давать показания.

– Ты ведь сама хотела. Ты хотела помочь.

– Нет, это ты заставила меня думать, что выбора нет, что, если не расскажу, что мы с Тессой видели его во дворе, он выйдет на свободу…

– Перестань, Кэлли! – орет Мэгги. – Сама не знаешь, что говоришь.

– Знаю, – плачет Кэлли. – Мне уже не восемь. Я достаточно взрослая, чтобы понимать, что мы могли ошибаться. А то, что детектив тогда с нами творил, это ни в какие ворота…

Короткий звук удара. Кожа по коже. Я сглатываю. Мэгги дала ей пощечину .

– Кэлли, стой. Прости меня, я…

Шаги по лестнице. Я ныряю в гостевую комнату и закрываю за собой дверь, но поздно. Кэлли уже пролетела мимо меня к себе в спальню. Она знает, что я все слышала.

По ступеням топает Мэгги. Я втягиваю ртом воздух.

– Не знаю, зачем я это сделала, – хнычет Мэгги перед дверью Кэлли. – Я сорвалась. Прошу, впусти меня.

Ответа нет. Я прижимаюсь ухом к двери как раз тогда, когда Мэгги говорит:

– Это она тебе сказала? Она пытается тебя убедить, что тебе не надо было давать показания?