Дж. С. Монро - Забудь мое имя

– Я здесь живу, – удается выдавить мне. – Я уезжала в командировку. Это мой дом.

– Ваш дом??? – Мужчина скрещивает на груди руки и прислоняется к дверному косяку. Он хорошо одет: рубашка с цветочным узором, застегнутая на верхнюю пуговицу, тонкий темно-серый кардиган, фирменные джинсы. Похоже, он нашел мое заявление скорее забавным, чем странным, и теперь оглядывает улочку, выискивая глазами скрытые телекамеры и ведущую с припрятанным микрофоном. И возможно, он только сейчас расслабился, убедившись, что я не пытаюсь ему впарить алоэ вера.

– Мой ключ от входной двери лежал в сумке, но я ее потеряла в аэропорту вместе с паспортом, записной книжкой, айфоном и кошельком… – мои слова иссякают, а звон в ушах становится невыносимым. – Я думала взять ключ у соседей, а потом собиралась позвонить в полицию, сообщить…

Земля у меня под ногами начинает ходить ходуном. Я силюсь еще раз взглянуть на мужчину, но вижу только Флер в дверях ее комнаты. И она спрашивает, не хочу ли я войти. Я делаю глубокий вдох, мысленно представляю себе дерево бодхи [2]и фигуру, обретающую просветление и умиротворение под его успокаивающими священными ветвями. Бесполезно. Не срабатывает. Я думала, что у меня получится, но ничего не вышло.

– Можно мне войти? – спрашиваю я, и вдруг чувствую, что вот-вот упаду. – Пожалуйста!

Рука на моем локте смягчает мое падение.

– Она очень красива.

– Я не заметил.

– Брось, она великолепна.

– Ей требуется помощь.

– Врач сказала, что перезвонит через пятнадцать минут.

Я лежу с закрытыми глазами и слушаю. Они на кухне – там, где я впервые увидела их, заглянув в окно. А я нахожусь в небольшой гостиной в передней части дома. Голос мужчины звучит уверенно, убедительно. Голос женщины – мягче, нерешительней. Женщину зовут Лаура. После обморока на пороге я пришла в себя на диване и немного поболтала с ней. Заверила, что со мной все в порядке и мне нужно только ненадолго прикрыть глаза – пока не пройдет головокружение. Это было пять минут назад.

– Ну, как, вам лучше? – спрашивает Лаура, заходя в гостиную.

– Немного, – отвечаю я, поворачивая к ней голову. – Благодарю вас.

Лаура держит большую кружку свежезаваренного мятного чая. Я замечаю, что рукав моей рубашки задрался, частично обнажив татуировку с лотосом.

– Я принесла вам чай, – говорит Лаура, ставя кружку на низкий индийский столик перед диваном. На одной стороне кружки нарисован кот в йогической позе героя. Я невольно выпрямляю спину.

– Мы связались с нашим местным врачом, здесь, в деревне, – продолжает Лаура, глядя на мое запястье. – Она обещала перезвонить в скором времени.

– Благодарю вас, – снова повторяю я слабым голосом.

– Голова все еще кружится?

– Немного.

Я тянусь к чаю. Лауре тридцать с небольшим. На ней леггинсы длиной три четверти и светящийся спортивный топ, как будто она собралась на пробежку. Она действительно в хорошей форме: высокая и стройная, кожа блестит, волосы собраны в пучок, на ногтях маникюр. Выглядит прекрасно, если не считать ярко выраженных темных кругов под глазами.

– По словам Тони, вы думали, что это ваш дом, – произносит Лаура нарочито небрежным тоном.

Я отпиваю глоток мятного чая – горячего, медово-сладкого. Может быть, хотя бы он развеет леденящий страх у меня в животе?

– Тони сказал, вы хотели взять ключ у соседей, – Лаура умудряется выдавить из себя короткий смешок и, отвернувшись, замирает.

– Это мой дом, – шепчу я, сжимая руками кружку, чтобы согреться.

Я ощущаю ее раздражение. Внешне неочевидное – она кажется слишком доброй для этого. Просто едва уловимое изменение в настроении. Тони, который, похоже, подслушивал наш разговор, заходит в дверь, соединяющую гостиную с кухней.

– Спасибо вам за чай, – говорю я, стремясь сохранить теплоту в нашем общении. – И за звонок врачу. Я уверена, со мной все будет в порядке.

– Едва ли, если вы все еще считаете этот дом своим, – говорит Тони. Он улыбается, но в его голосе проскальзывает рефлективное желание защищать свою территорию. Моя татуировка все еще на виду. Через несколько секунд я ненароком опускаю рукав рубашки, чтобы ее прикрыть.

Я делаю еще один глоток чая и оглядываю гостиную. Это комната с довольно низким потолком. Безукоризненно чистая. В ней все на своем месте. Дровяная печь-камин; рядом аккуратная стопка поленьев, округлых, как свернутые молитвенные свитки. Книги по йоге и саморазвитию расставлены в небольшом книжном шкафчике строго по высоте. Все колышки в деревянной доске для игры в солитер воткнуты в свои отверстия. Даже палочки в бутылке диффузора, стоящего на подоконнике, расположены на одинаковом расстоянии друг от друга. Обстановка, может, и поменялась, но небольшие пропорции дома мне явно знакомы.

– Я приехала сюда, потому что… – запинаюсь я, удивившись волнению в собственном голосе. – У меня был сложный период на работе. Сегодня, по прилете с конференции, я потеряла в аэропорту свою сумку. Я хотела подать заявление о ее пропаже, но не смогла вспомнить собственного имени… – снова замолкаю я.

– Но сейчас-то вы его вспомнили? – спрашивает Лаура, поворачиваясь к Тони: – У нас у всех случаются провалы в памяти.

Тони отводит взгляд.

Я мотаю головой. Я не могу вспомнить свое имя .

– Там, в аэропорту, я сумела вспомнить только, где я живу. И я подумала, что если я приеду сюда, в свой дом, в это святилище, то все будет в порядке. Я потеряла в аэропорту все, кроме одной вещи – билета на поезд до дома. Я нашла его в кармане.

– У вас еще остался чемодан, – замечает Тони, жестом показывая на входную дверь, у которой он стоит стоймя со все еще вытянутой ручкой. – А где проходила ваша конференция? – спрашивает в следующую секунду Тони. Его защитный рефлекс явно уступил место любопытству.

– Я не знаю, – из моих глаз брызжут слезы, и я никак не могу их остановить.

– Все в порядке, – говорит Лаура, присаживаясь рядом со мной на диване. Она обнимает меня за плечи, и я ей очень благодарна за это. День выдался трудным.

– На ручке должна быть бирка, – бормочет Тони, направляясь к чемодану.

– Она оторвалась. До того как я сняла чемодан с «карусели».

Тони смотрит на меня – мой голос дрожит. Я вижу себя в зале прилета, сидящей на краю опустевшей ленты и всматривающейся в десяток кружащих на ней чемоданов.

А затем появляется и мой чемодан – перед большим неровным тюком, завернутым в черный пластик и заклеенным лентой. Образ Флер возникает и исчезает. Ее тело изогнуто как у гимнастки-«змеи», одни локти и коленки…

– Вы действительно не можете вспомнить, где проходила конференция? – уточняет Тони.

– Возможно, в Берлине. – Перед моими глазами всплывает еще один образ Флер – сверкающей глазами в диком неистовом танце. Я моргаю, и она снова растворяется в пустоте.