Елена Маврина - Могрость

– Ой, милая, может, бутербродик тебе? – гладила ее по плечу Надя. – Перекусишь пока. М? Или шоколадку?

Инга замахала рукой в отказе, сморщив нос, будто ее сейчас вырвет.

– Есть не хочу. Спасибо. Просто приду домой и вырублюсь часов на семь.

Она хохотнула. Надя оставалась встревоженной.

Лора листала журнал, проявляя полное безразличие к беседе, и Аня расплатилась за шоколад.

– Мелочи нет? – процедила вопрос Лора, размахивая сторублевыми купюрами. – Сдачи не будет.

И Аня опять стушевалась:

– Без сдачи.

Лора восприняла этот жест как подачку. Она изогнула бровь и засунула руку в пластмассовую банку с конфетами, после чего всучила вместо сдачи жменю ирисок.

Аня спрятала их в карман с улыбкой, на что Лора лишь хозяйственно убрала деньги в скрипучий ящик стола под весами.

– Ладно, позвоню вечерком? – улыбнулась Надя Инге, круги под глазами которой пугали близостью обморока.

Инга кивнула; избежав взглядом Аню, махнула рукой Лоре и пошла прочь.

– А мы по кофейку? – взбодрилась Надя.

Аня было предприняла попытку отказаться, но Надя потащила ее силой вдоль прилавка.

– Лора, ключи под файлом?

Лора недовольно взглянула на девушек.

– Наверное.

Надя отыскала ключи под планом эвакуации и отворила дверь. В квадратной комнатке треугольником краснели три столика. На глухой стене висели плазма и колонки. Лимонного цвета побелка остужала взгляд.

Они отодвинули стулья от столика у второго окна.

– Это что-то вроде кафе, – объяснила Надя, скучающе вращая кистью руки. – Оно работает по будням, как и автосервис. Тут клиенты ждут. А сегодня мы поболтаем.

Надя улыбнулась и сняла шубку, забрала пуховик у Ани. Рогатая вешалка укрылась верхней одеждой.

– Я сейчас организую нам кофе.

Надя принесла целый поднос: горячие бутерброды, конфеты и кофе. От неловкости Аня терла пальцы влажной салфеткой, вздыхала, косилась за окно. Она не представляла, о чем говорить и как вести себя непринужденно. На каждую забавную фразу о туманной погоде хотелось кричать: «Здесь же опасно! Нужно бежать!».

Надя игнорировала ее угрюмость, повествуя о переменах в Сажном. Кто где продал/купил дом, кто куда поступил, нашел работу, поставил штамп в паспорте, родил ребенка, ни слова не упоминая о подозрительных смертях девушек: школьницы и подруги детства.

– Мы с Ромой хотели построить беседку во дворе: летом друзей собирать, я бы там шила. Но сейчас в автосервисе с заказами сложности. Из-за моста. Из Ямска водители не рискуют ехать. Грязь. Даже не знаю теперь. – Надя расстроенно натянула рукава кофты на ладони. – А мы ведь уже и место во дворе освободили, и Муха вызвался помочь. Только Байчурин сосны уперся пилить.

Аня с трудом вспоминала их двор.

– На холме? Он ведь лесничий.

– Он должник Сыча.

– Сыча?

– Да. Глотов его от ареста отмазал, на работу устроил. Там тех сосен, – сморщила лоб Надя. – Каждый год горят. А Байчурин здесь на птичьих правах, слушай его меньше. Пусть возвращается назад в тайгу.

Аню смутили намеки. Видя ее замешательство, Надя пояснила:

– У меня вчера Рома спрашивает: «Чего Рудневы к Байчуре приперлись с утра?» – слова мужа она мурлыкала, но гнусавый голос Ярмака настырно всплывал в памяти. – Я не поверила – говорю: «Ромаш, ты обознался». Он: «Нет, сам видел – зашли во двор».

– Он был там? – удивилась Аня.

– Да, с отцом Тани. – Надя обхватила плечи, погрустнела. – Мы скинулись на надгробие.

И Аня притихла.

– Стоило мне написать. Я бы тоже…

– Нет, оставь. Что уж? Мальчики в основном платили. Рома привозил ребят из Ямска для замера.

Обмен скорбными взглядами завершился тяжелыми вздохами.

– Да, не верится. Страшно это. – Надя сникла. – Нужно было ее проводить, – признала, избегая прожигающего взгляда Ани.

– И никто ничего не слышал? – осуждением удивилась Аня.

Надя растерялась от внезапной резкости.

– Нет. Рома с Мухой разругались в коридоре. Кричали.

– Они сорились?

– Ужас просто. Я пришла их успокоить, так Рома выставил меня и дверь закрыл. У меня голова раскалывалась. Весь день – приготовления. Посуда, уборка. Почему ты спрашиваешь?

– Пытаюсь понять причины той ссоры с Таней. Во дворе.

Надя насторожилась, осматривая собеседницу, словно чужачку. Из выреза шерстяной кофты выпал кулон на цепочке, и Надя принялась его нервно вертеть в пальцах.

– Когда выпьет, Таня чушь городит. Городила. У нее была мулька: в любом беззаботном моменте напомнить о дерьмовом раскладе судьбы. – Надя увиливала от дрязг того вечера, от слов, приведших мужа в ярость. – Хочешь знать, они пошли ее искать потом. Муха и Рома. Все следы замело.

– А что она сказала тогда Роме? На улице?

Надя помрачнела, озлобилась.

– Не знаю, – ответила грубо.

Обстановка накалилась. Аня сбавила осуждающий тон.

– Лора не присоединится? – поинтересовалась из вежливости.

– Нет, – в голосе Нади брякнули нотки злорадства. – Сегодня тёть Маша, продавщица, заболела. Костя Лору за прилавок поставил. Опять. – Злорадный смешок. – Она не любит продавать – жуть просто. Мнит себя здесь хозяйкой, но Сыч не спешит с предложением. – Надя хмуро взглянула на свое обручальное колечко. Вопросы Ани что-то задели в ней – что-то безутешное. – Ты на нее не сердись за стервозное настроение. Ты приехала, и он расспрашивает о тебе, – понизив голос призналась Надя, смотря на Аню в ожидании… радости?

Аню такое замечание ввергло скорее в испуг, чем в торжество иллюзий.

– Расспрашивал? – забеспокоилась она. – О чем?

Видя беспокойство подруги, Надя сменила голос заговорщика на скучающе-нейтральный:

– Да так. – Откусила бутерброд. – Зачем ты приезжала? Почему не была на поминках Тани? Что со здоровьем? Такое… Обычное любопытство, – отмахнулась Надя, откусывая новую порцию. – Лора его к каждому столбу ревнует. К клиенткам, к школьницам, а из-за Вики так извелась, помню.

– Из-за Вики? Погибшей девочки?

– Да. Соседки. И вспоминать муторно. Вика к ней даже раз домой заявилась. Там чуть дракой не закончилось, мне Рома рассказывал.

– Вика из-за Кости приходила?

– А из-за кого еще? Я так думаю, – допустила неразборчиво ремарку. – Она тут в кафе частенько уроки прогуливала, а видела бы ты ее летом! В купальнике, вдоль забора. Ух. У Лора из ушей дым валил. – Надя захихикала, но потом смешалась. – Прости, жестоко звучит. В голове теперь не укладывается. Глупость подростковая, гормоны… И тут такое несчастье. Как такое стряслось? Она ведь примерно училась, в одиночку – никуда: всегда подружки, поклонники. Твой брат плакал на похоронах.

– Витя дружил с ней.

– Да. Хоронить друзей – то еще испытание. – Надя отпила остывший кофе, развернула конфету. С детства она не изменилась – заедала сладким стресс. Надя округлила глаза, вытирая пальцы о салфетку. – Вот, легок на помине.