Джесс Райдер - Не ищи меня

– Ты хотела ребенка, я это понимаю, – она положила руку мне на колено. – Это неотступное желание иметь ребенка сводит женщин с ума, заставляет воровать детей из роддома или из колясок. Ты поступила ужасно, но я тебя прощаю.

– Не стоит, – резко ответила я. – Я тебе не позволю.

Наташа улыбнулась.

– Но это мое прощение, ты не можешь решать, могу я тебе его дать или нет.

– Но я его не желаю, – ответила я. – Как не желаю всех этих вещей. Как не желаю жить.

Я открываю глаза и тянусь к мобильному. Без четверти три. Черт! Я опаздываю. Вскакиваю с кровати и бегу в ванную, где быстро умываюсь и провожу расческой по волосам. Во рту гадкий привкус, я чувствую, что от меня пахнет джином. Быстро чищу зубы и промываю рот теплой водой из-под крана. Выгляжу ужасно, но краситься некогда. Да и какая разница, как я выгляжу?

Спуск в ущелье крут: каменистая тропа с высокими деревьями по обочине прорезана прямо в скале. Добравшись до набережной, я поворачиваю налево, в сторону кафе. Пляж стал еще более пустынным, чем утром. Пока я иду, солнце припекает мне спину, голова болит от голода. Я не хочу, чтобы Наташа подумала, будто я не сдержала обещание, поэтому прибавляю шагу, проходя мимо длинных рядов деревянных пляжных домиков, выкрашенных в разные веселые цвета.

Я могла бы здесь жить, думаю я. Кажется, будто здесь безопасно, никто не проявляет любопытства. Но я не могу поселиться так близко от Наташи: ей это совсем не понравится. Может быть, где-нибудь дальше на побережье? В Девоне или даже в Корнуолле. В моей жизни было столько уродства, что мне необходимо немного природной красоты. Но вряд ли в западной стороне для меня найдется работа. Лучше податься на север, в большой город. В Манчестер например. Проще затеряться среди толпы.

Море справа от меня. Сейчас отлив, и мокрый песок блестит в лучах послеполуденного солнца. Слева надо мной парят скалы. Я вижу покачивающиеся головы идущих наверху по дорожке людей, но, если их не считать, я здесь одна. Впереди показывается кафе.

Внезапно меня охватывает отчаянное желание увидеть Наташу. Мне хочется сказать ей, что со мной все будет в порядке. Что я понимаю: я должна жить дальше в наказание себе, должна каждый день смотреть в зеркало и вспоминать о том, что натворила. Пусть я в сознании, пусть могу говорить, могу шевелить руками и ногами, но в остальном я так же скована, как и Ники. И так и должно быть. Но разница между мной и Ники в том, что я еще могу сделать что-то хорошее. Я никогда не смогу исправить зло, которое совершила, но все же это лучше, чем ничего. Не знаю, что именно хорошего можно сделать, но я выясню.

Я дохожу до кафе и останавливаюсь на покрытых песком бетонных ступенях, ведущих вниз, к пляжу. Уже десять минут четвертого, Наташи не видно. Я надеюсь, она не махнула на меня рукой. Оборачиваюсь к кафе, но на таком расстоянии не разглядеть, что там внутри. Может, стоит зайти и спросить? Нет, я просто подожду. Она, наверное, убирается, надевает куртку.

Снова повернувшись к морю, я любуюсь идиллической картиной. Впереди ходит у края воды маленькая семья: двое взрослых и ребенок. Штаны заправлены в резиновые сапоги, непромокаемые куртки распахнуты. Ребенок бегает между ног взрослых, и ветерок доносит до меня звонкий смех. Они выглядят такими счастливыми, когда играют вместе. Наслаждаются простыми радостями. Подбирают камни и бросают в воду.

Глаза щиплет от слез. Именно этого я всегда хотела. Ребенка от моего мужа. Почему это было так трудно? Почему, если не было никаких проблем с медицинской точки зрения, я не могла с этим справиться? Может быть, это карма, наказание за какое-нибудь зверство, которое я совершила в прошлой жизни? А может, мне просто не повезло.

Женщина поворачивает голову и машет в моем направлении. Я оглядываюсь, решив, что она машет кому-то у меня за спиной, но вокруг никого нет. Может, она просто проявляет дружелюбие? Стоит ли мне помахать в ответ?

Женщина поднимает ребенка, девочку, и с ней на руках направляется ко мне. Приближаясь, она что-то говорит и показывает на меня. Малышка вырывается из рук матери, с ноги падает сапог.

Это Наташа. И – боже! Это Эмили.

Я затормозила буквально в метре от фуры. Она остановилась, но другие машины все еще двигались; по соседней полосе пронесся красный вихрь, летящий в сторону перегородившей дорогу фуры. Я закрыла глаза, ожидая, что вот-вот в меня кто-то врежется сзади. Вокруг все гудело, визжали тормоза; «Фиеста» закачалась, когда мимо пронеслась машина, свернувшая на аварийную полосу.

Все, о чем я могла думать, – это Эмили. Уцелела ли машина Джен, уехала ли дальше, не зная, что позади? Или она лежит за барьером из брезента и металла, перегородившим мне обзор? Автомобили позади меня продолжали тормозить, я слышала скрежет и звуки столкновений. Вылезать из машины было опасно, но это не имело значения. Я должна была выяснить, цела ли моя дочь.

Вдоль разделительного барьера я побежала к сложившейся пополам фуре. Я словно ступила в ад. Повсюду были разбросаны легковушки, фургоны, грузовики, сцепившиеся друг с другом, искореженные. Несколько машин – девять или десять – сбились в гигантскую металлическую змею. Сложно было различить, где заканчивалась одна машина и начиналась другая. В таком месиве не могло остаться выживших.

Люди звали на помощь, колотили в двери, пытались выбраться наружу. Другие вытаскивали тела из окон на асфальт. Я бежала между комками металла, осколками лобового стекла и тем, что напоминало груды тряпок. Бежала мимо шатающихся людей, чьи лица и одежда были вымазаны кровью, мимо людей, сидящих на земле среди битого стекла, схватившись за голову. Впоследствии я все это вспомнила, но в тот момент ничего не видела. Невозможно описать весь хаос тех первых мгновений, образы настолько страшные, что я не могла воспринимать их все одновременно. А теперь не могу выбросить их из головы.

Мой мозг был сосредоточен только на поисках Эмили. Я стала звать ее по имени, но мой зов потонул в шуме машин, несущихся в противоположную сторону, потерялся на фоне плачущих, стонущих, орущих в телефоны людей.

Мое сердце остановилось, когда я увидела машину Джен. Она была в первых рядах этой мясорубки, лежала поперек полосы; левую сторону смяло джипом, правая каким-то чудом уцелела, но рядом находился бензовоз. Этот бензовоз пробил разделительный барьер, а позади него была сложившаяся пополам фура. Мои колени стали ватными, я не могла дышать. Но каким-то образом все же добралась до машины и распахнула заднюю дверь.

Лицо обдало дымом, я отшатнулась. Поначалу почти ничего не было видно. Джен обмякла, уткнувшись в окровавленную подушку безопасности. Она не шевелилась. Тело Ника было странно искривлено, словно у сломанной куклы, лицо перекосило, глаза смотрели немигающим взглядом. Я подумала, что он мертв, но затем его глаза вспыхнули. Это был всего лишь крошечный огонек, но я поняла, что он означал. Ник узнал меня.