Иван Миронов - Плохая шутка

– Конечно, помню. А ты, маменькин сынок, сопротивлялся!

Старик не убирал руку с плеча Алексея Петровича.

– Моя мама уже давно крутит самокрутки рядом с Богом, который, оказывается, есть. Ты собираешься меня называть маменькиным сынком до скончания века, древний ты мамонт?

Виктор улыбнулся. На некоторое время он забыл о себе, стараясь привести старого друга в чувство.

– Нет, всего лишь до ста двадцати лет…

Раздался наигранный кашель. Виктор и Алексей Петрович синхронно повернулись в сторону Ланы. Лицо девушки все еще оставалось бледным, но уверенность в глазах и крепко сжатые губы говорили о том, что хрупкая на вид девчонка уже готова действовать. Виктор снова мысленно порадовался, что его неожиданная напарница – крепкий орешек.

– Я не хочу прерывать вашу милую перебранку, но у нас есть несколько дел, которые нужно сделать. И хотя проблемы эти – мои и Дениса, но, думаю, вы не откажете в помощи даме?

Звонок разбудил Дениса около восьми. С трудом открыв глаза, он непонимающе огляделся. Некоторое время он не мог сообразить, где находится и какой сейчас день. В голове мелькали рваные всполохи воспоминаний и образов: рыжеволосая девочка с задорной улыбкой, симпатичная девушка с короткой, мальчишеской, прической, полумертвый человек на детской площадке.

И слова: «Пришло время идти на суд».

Вот теперь все встало на свои места. Он вспомнил вчерашний разговор под дождем. Вспомнил, как сначала шел, а потом бежал, от этой проклятой площадки, как сидел в углу вагона метро, судорожно перечисляя названия оставшихся станций. Вспомнил парня лет пятнадцати с вытянутым лицом и пустыми глазами, который стоял в переходе подземки и монотонным голосом просил милостыню, а при виде Дениса заорал и побежал, забыв пакет с мелочью у стены. Вспомнил, как не мог дрожащими руками открыть дверь в квартиру, как упал в кровать, не раздевшись, в насквозь сырой одежде.

Пока он копошился, пытаясь достать мобильник из джинсов, звонки прекратились. Денис несколько секунд тупо пялился на надпись: «У вас 1 пропущ. вызов». Когда подсветка экрана погасла, он, наконец, разблокировал телефон и увидел, что звонила Лана.

– Что же в такую рань… – попытался произнести он, но тут же зашелся кашлем, от которого, казалось, горло разодрало в клочья. Когда приступ прошел, Денис поднялся с постели и приблизился к зеркалу.

– Твою мать! – прошептал он. Опухшее лицо горело. Провалившиеся глаза болезненно блестели. Разводы грязи, начинаясь у подбородка, уходили по шее вниз, к груди.

Градусника в квартире Денис не имел, да тот и не требовался. То, что у него высокая температура, ему сообщил двойник в зеркале. Вспомнилось недавно пересмотренное «Противостояние» Кинга.

– Сейчас покашляю три раза и сдохну в соплях и мокроте, – проговорил он и поморщился от боли в горле.

А мысленно, боясь произнести вслух, добавил:

«Но прежде Анкудинов выдаст письмецо и на меня».

Денис вспомнил вчерашнюю мысль, родившуюся под проливным дождем: «Анку меня не слышал, пока я сидел с его клиентом». Это что-то означало, но что именно, Денис понять не мог. Он пытался сосредоточиться на этой мысли, но пока был не в состоянии.

Денис собрался вернуться в постель, но, увидев скомканную, грязную простыню, передумал. Вместо этого он, сняв с себя все еще сырую одежду, комом бросил ее в коридоре, взял одеяло, которое чудом осталось сухим, и забрался в кресло. Озноб шаг за шагом проникал в каждую частичку его тела, кожа стала чересчур чувствительной, глаза слезились.

Денис вынул из-под одеяла мобильник, зажатый в руке и, найдя нужный номер, нажал на «вызов». Но тут же сбросил. Он был не готов сейчас разговаривать с кем-либо. Слишком многое предстояло обдумать. Ведь неделю назад он стал пособником в убийствах. Или даже исполнителем. Но ни в одном Уголовном кодексе не нашлось бы статьи для него. Ни один суд не смог бы вынести обвинительный приговор. Теперь он сам стал судом. Божьим. Орудием того самого Бога, который однажды не удержал Дениса от греха.

Чуть согревшись, Денис забылся некрепким, беспокойным сном. Он оказался на кладбище. Узкие тропинки, похожие на миниатюрные улицы, пробегали среди оград: покосившихся, куцых заборчиков и крепких, явно дорогостоящих, изгородей. Трава, вытоптанная на дорожках, цвела буйным цветом на могилах. Ее сочный цвет выглядел чересчур ярким в сочетании со странно блеклым окружающим миром. Даже солнце, стоявшее высоко в бледно-голубом небе, казалось выцветшим, словно старая простыня.

Денис стоял между двух могил, поросших вьюном так, что было невозможно прочитать фамилии усопших. Он глядел на дорожку, убегающую вглубь кладбища. Он знал, куда идти. Ноги шаг за шагом двигались вперед, независимо от желания своего хозяина. Эта подлая сторона сновидения ни капли не удивила Дениса: раз по какой-то причине он должен был увидеть могилу брата, значит, так и должно было произойти.

В полнейшей тишине Денис двигался вперед, уверенно лавируя в изгибах кладбищенских тропок. Вот мимо промелькнула рыжая от ржавчины оградка, за которой торчали две одинаковые надгробные плиты. Между ними стоял грязный, наполненный дождевой водой граненый стакан. А вот еще одна могила, столь же заброшенная и заросшая, но на этот раз место могильного камня занимала невысокая пирамидка с пятиконечной звездой на верхушке.

Дойдя до могилы брата, Денис заметил одну странность. На этот раз он не дрожал. Напротив, внутри растеклось уютное тепло, будто он только что выпил чашку какао после того, как намерзся на улице. Или будто внезапно исчез болезненный озноб. Впрочем, это была совсем и не странность. Во сне все необычное превращалось в обыденное.

Денис открыл калитку. Небольшое, полуметровое, гранитное надгробие, на удивление, было чисто от вьюна, словно каждый день сюда приходил заботливый родственник и очищал могилу от сорной травы. Денис взглянул на надпись и не удивился, когда не смог разглядеть буквы и цифры. Ему и раньше снилось, как он приходил сюда, и всякий раз он видел размытые пятна вместо символов. Но на этот раз все же кое-что изменилось: знаки на плите стали чуть более четкими, они почти угадывались. Да и странное ощущение тепла никуда не пропало.

Он сел на сухую землю, перекрестив ноги по-турецки.

– Привет, братец, – проговорил он, прислушиваясь к своей речи. – Какого черта ты мне опять снишься, а?

В голосе – ни единого намека на болезнь и жар, но слова все же казались пустыми и безжизненными. Словно они не выполняли никакой функции, а просто звучали, потому что так надо. Для порядка.

– Думаешь, мне хочется тебя видеть? Сидеть на этом долбаном кладбище? У меня и так проблем выше крыши! – Какие именно проблемы, Денис вспомнить не смог, но он точно знал, что в его жизни происходят неприятные изменения. – Слышишь, братан? Выше крыши!