Альбина Нурисламова - Тот, кто стоит снаружи

5 апреля.

Сегодня у Снежаны день рождения. Нашей малышке исполнилось семь лет.

– Большая! – сказала она, задувая свечки на торте, и все засмеялись.

Мы вообще весь день смеялись сегодня, по поводу и просто так, потому что было весело и радостно. Мы с мамой приготовили самые любимые блюда Снежаны, гору пирожных, испекли два торта. Мама очень старалась, говорила, что у ее девочки должен быть самый лучший праздник.

Гордана приехала на денек, мы все были в сборе, сидели за столом, нарядные и счастливые. Папа шутил, Гордана рассказывала забавные истории о своих однокурсниках. На Снежане было новое платье, которое мама с папой подарили ей на день рождения: бело-розовое, все в кружевах, и белый бант в волосах.

Ей надарили кучу игрушек и большую коробку с пластилином: она давно просила, но мама не позволяла, боялась, что она испачкает стены или ковер.

– На день рождения мечты должны сбываться! – сказал папа и протянул ей коробку.

Снежана запрыгала, захлопала в ладоши.

Я подарила сестричке книгу сказок – большую, с глянцевой обложкой и яркими картинками, и прочла ей на ночь новую сказку. Снежана очень устала, набегалась за день, но лежала в кроватке смирно и слушала меня внимательно, хотя и заснула под конец.

Сейчас я пришла к себе в комнату, пишу эти строчки и улыбаюсь. Насколько все было плохо еще месяц назад, и насколько хорошо сейчас.

12 апреля.

Снежаны больше нет.

14 апреля.

Сара живет в Доброй Трешне. Она никогда не приходила к нам – вообще никто из местных к нам не приходит, и я уже настолько к этому привыкла, что застыла столбом, когда увидела, как она идет к дому. Медленно идет, еле ноги волочит, хотя и молодая, моложе мамы.

Мы как раз подошли к крыльцу и смотрели на нее, все вчетвером.

Да, теперь нас четверо. Сегодня мы похоронили бедняжку Снежану. Как больно, как страшно, все внутри ноет, будто от зубной боли. Я только надеюсь, что наша малышка не успела ничего понять, не мучилась и умерла быстро.

Я не знаю, как жить с такой бедой, как переживут это папа и мама. Пусть Бог не дал Снежане ума, пусть она была не такая, как все мы, но это не мешало нам любить ее. Я никогда не знала никого, кто был бы искреннее и ласковее ее.

Мне всегда казалось, что Снежана – сказочная принцесса, которая по воле злой колдуньи заточена, как в башне, в неуклюжем теле. Или же она инопланетянка, существо из иного мира. Эти мысли завораживали меня, я могла часами смотреть в ее странные раскосые глаза, на ее плоское круглое лицо и ждать… неизвестно чего. Снежана не любила фотографироваться, не любила, когда ее рисуют, как будто тоже знала, что на рисунках и снимках – не настоящая она, а просто чужая личина.

С того момента, как узнала о ее смерти, я все время плачу. Не могу остановиться и поверить тоже не могу. Я так любила Снежану! Наверное, даже больше, чем всех остальных – маму, папу, Гордану. Она никогда не обижала меня, не смеялась над моим желанием стать художницей. С удовольствием рассматривала мои рисунки и радовалась им, и просила нарисовать что-то еще.

Я вспоминаю, как мы читали и рисовали сказки на ночь, и не понимаю, зачем Бог забрал ее у нас? Я верила, что он поможет, ведь он великодушен, так почему он так поступил? Зачем она ему – милая, смешная, добрая девочка?

Когда кто-то позвонил отцу выразить соболезнование и сказал, что все к лучшему, что Снежана бы только мучилась, меня охватила такая злость, что я едва сдержалась, чтобы не швырнуть об пол чашку, которую держала в руках.

Как тот жестокий человек мог такое сказать?! Разве лишь здоровые и молодые имеют право жить? Он самый настоящий фашист, вот он кто, и я хотела бросить эти слова в лицо отцу. Неужели можно вести дела, общаться с таким моральным уродом? Но отец кивал и скорбно улыбался, и благодарил за сочувствие…

Мы похоронили Снежану не на кладбище, а на нашей земле. Возле бабушки с дедушкой. Мама сказала, что так она будет рядом с ушедшими родными, да и с нами тоже. Это хорошо, я смогу часто ходить на ее могилу, приносить цветы – Снежанины любимые ромашки и ирисы.

Но, по правде сказать, у нас и выбора не было, где предать земле ее бедное тело. Сельчане не позволили бы хоронить Снежану на местном кладбище. Да еще и без отпевания. Я заикнулась о том, чтобы пригласить священника, но отец с матерью посмотрели на меня, как на опасную сумасшедшую.

Как же все это ужасно! Почему люди не любят нас и боятся? Мы такие же, как они, мы никому не делаем зла. Просто живем. Когда я спрашивала об этом родителей, они обычно отвечали, что дело в зависти – всего лишь глупой людской зависти. Отцу везет в делах, хотя я точно не знаю, чем именно он занимается. Он много ездит по стране, его не бывает дома по две, а то и три недели.

В январе, когда Гордана приехала домой на каникулы, мы ходили в Добру Трешну: кончилась соль, и сахара осталось мало. Так ужасно, так унизительно вспоминать… Нас прогнали, как грязных бродяжек. Люди собрались у магазина и кричали такие слова, говорили о нашей семье дикие, страшные вещи…

Нет, не буду вспоминать. Я дала себе слово не делать этого. Хотела сейчас написать про Сару, но, как обычно, отвлеклась.

Итак, мы стояли возле дома и смотрели, как она подходит все ближе. На ней было черное платье и такой же платок.

Я знала, почему она так одета. После исчезновения ее дочери прошло месяца четыре, и она, видимо, не надеялась найти ее. Только зачем Сара явилась сюда, к нам? Отец тоже задавался этим вопросом, потому что поздоровался и спросил, что ей нужно.

Сара не обратила на него внимания и подошла к маме. Остановилась в двух шагах и сказала:

– Теперь ты понимаешь меня, Милица? Знаешь, каково это – потерять свое дитя?

Мать ничего не ответила, продолжала смотреть на Сару. Только крылья носа слегка побелели – так бывает, когда она нервничает. Мама умеет держать себя в руках, по ней никогда не скажешь, что она чувствует. Я совсем другая. А вот Гордана похожа на маму.

– Я все знаю, – продолжила Сара. – Все знают, и я тоже.

– О чем вы говорите? – спросил отец, но Сара снова проигнорировала.

– Это ты убила мою дочь. Украла и убила ее, не отпирайся, – тусклым голосом проговорила эта ненормальная.

Гордана протянула руку и взяла мать за плечо, желая защитить. Они всегда были близки. Я вскрикнула и прижала ладони к лицу. Как можно говорить такие вещи женщине, только что похоронившей дочь? На маминых глазах ее девочку опустили в темноту, закопали в жирную, черную землю, а эта мерзкая бабища приходит и начинает обвинять ее бог знает в чем!