Франк Тилье - Головоломка

Картинка в мозгу внезапно сменилась на другую: вместо лиц Илан увидел две огромные грубые подметки в ячейке морга.

Моки.

Илан обул кеды и, шатаясь, поплелся к окну. За стеклом, в густой тьме, кружились пушистые хлопья снега. Господи, когда же прекратится проклятый буран, когда на небе появится хоть самая крошечная звездочка? Увидит ли он снова солнце?

Илан сунул руки в карманы и не обнаружил ни ключа, ни листка бумаги с заданием. Он не доберется до ячейки в «кладовой», не узнает своего следующего задания, но это не имеет значения: для него с игрой покончено.

Илан взял план клиники и по памяти записал на обороте: H 580, Н 485, Н 490, Н 600, Н 470 . Порядок был совершенно другим, чем на оригинальном рисунке, он соответствовал серии, продиктованной «внутренним» Иланом во время сеанса гипноза, Иланом из воспоминания, который, вероятно, знал ответ на загадку.

Он ли жил с родителями в скромном городском доме? Реальность это или чистая фантазия, подобная той, что возникла в мозгу пациентки К. Ж. Лоррен после эксперимента по протоколу «Мемнод»?

Протокол «Мемнод» не существует, как и женщина по имени К. Ж. Лоррен. Все это развернутая иллюзия, один из ловких трюков организаторов игры.

Илан обхватил голову руками и вернулся к своим записям. Что могут означать комбинации из трех цифр, следующие за буквой «Н»? Шифр? Координаты? Он ничего не понимал.

Илан открыл дверь и ухватил за руку проходившего мимо Ябловски.

– Моки… – прошептал он.

– Видок у тебя, как у дохлой рыбы.

– Моки… он…

– Знаешь, мужик, ты, должно быть, здорово уверен в себе, если валяешься в постели в разгар игры. Выполнил почти все задания, да? Сколько лебедей насобирал?

Ябловски не стал ждать ответа и направился в кухню. Илан проводил его растерянным взглядом и пошел следом. Хлоэ сидела в одном торце стола, Жигакс – в другом, он чистил морковь, а Филоза стоял у плиты, над кастрюлей с закипающей водой. Все молчали.

– Моки мертв.

Илан стоял в проеме двери, опираясь рукой о стену, и моргал от бьющего в глаза света. Ябловски уселся за стол и с вожделением посмотрел на кастрюлю.

– Что готовишь, философ?

– Спагетти болоньезе. На шестерых?

– Я – пас, – ответил Жигакс.

– Моки мертв, черт бы вас всех побрал!

На выкрик Илана прибежала Наоми, а Жигакс соизволил наконец оторваться от чистки моркови. Взгляды всех присутствующих обратились на Илана. Он вышел в центр кухни. Ноги все еще плохо держали его, движения были скованными, неверными.

– Меня привязали к стулу, накачали наркотиками и допрашивали.

– Снова? И где на этот раз? Электрический стул ты разбомбил…

Шутливый вопрос задал Ябловски. Илан «расстрелял» его взглядом.

– В кабинете дантиста.

– Оригинально.

– Арестант, убивший туристов в шале, этот Люка Шардон, когда-то лечился в клинике и теперь вернулся. Заколол Моки отверткой. Я видел труп.

Филоза обменялся быстрым взглядом с Ябловски, вернулся к плите и бросил в кастрюлю пачку макарон. У Хлоэ сделалось расстроенное лицо, она крепко сжала рукой стакан с фруктовым соком и спросила, очень серьезно:

– Кто-нибудь сегодня видел следы, доказывающие, что Моки или Лепренс прячутся где-то в здании?

Все покачали головой. Она повернулась к Илану:

– Где, по-твоему, убили Моки?

– В морге, его тело лежит в холодильнике.

– Спагетти варятся три минуты или десять? – невпопад поинтересовался Ябловски. – Я жутко хочу жрать, так что лучше бы тебе сказать, что через три минуты все будет готово.

– На пакете написано «готовить десять минут». Девяти будет достаточно, чтобы получилось al dente .

– Невезуха… – разочарованно откликнулся Ябловски и обратился к Жигаксу: – Сколько лебедей надыбал, дружок?

Хлоэ встала.

– Ладно, пойдем, покажешь мне, – сказала она, глядя на мрачное лицо Илана.

– Я с вами. – Ябловски вскочил со стула. – Прогуляемся до морга, полюбопытствуем, еда все равно не готова.

Фе отказалась «от этой идиотской затеи», Жигакс молча присоединился, и Ябловски повторил свой вопрос:

– Ну, так сколько же? С теми, что ты увел у Лепренса? Пять? Шесть?

– Отвяжись… – Жигакс злобно оскалился.

– Несчастный кретин! Ты что, шуток не понимаешь? Тебя не учили улыбаться?

Ябловски пожал плечами, отвернулся, и маленькая компания тронулась в путь. Они остановились перед решеткой, но отпирать ее Илану не пришлось: человек, всадивший ему в спину шприц, не потрудился запереть за собой. Они начали спускаться: Илан шел первым, Жигакс плелся в хвосте. Ледяной сквозняк обдувал лица, морозя щеки.

Морг выглядел так, как будто там давно никого не было. Каталка стояла в углу, одежду, разбросанную Иланом, кто-то сложил в корзины. Он подошел, одолеваемый дурным предчувствием, и потянул на себя ручку пятого ящика в среднем ряду.

Ячейка оказалась пустой и чистой. Ни капли крови.

– Этого не может быть… – пролепетал он. – Моки лежал здесь, голый, с лебедем на груди и в грубых ботинках.

– У него наверняка ужасно мерзли пальцы, – вздохнул Ябловски.

Исчез даже трупный запах.

– Наверное, обработали все лимонным соком и содой, – пробормотал Илан. – Они убивают запахи разложения, я помню это по урокам химии. Именно так все и было, я уверен. Сволочи хотят выставить меня сумасшедшим.

Илан начал судорожными движениями открывать другие ячейки, потом кинулся к бельевым корзинам, повалил их ногой на пол. Крафтовый конверт, листок с текстом, оранжевый комбинезон и холщовый мешок исчезли. Испарились. Он почувствовал спиной взгляды окружающих, обернулся, посмотрел на Хлоэ, но девушка опустила глаза. Илан побежал по коридорам. Остальные догнали его у кабинета дантиста. Он попробовал открыть металлическую дверь, но она оказалась запертой на ключ.

Илан почувствовал себя загнанным в ловушку: что бы он теперь ни сказал, что бы ни сделал, никто ему не поверит.

– Не расстраивайся… – Хлоэ погладила его по спине. – Моки и Лепренс сидят где-нибудь в тепле, едят пиццу «Четыре сыра» и потешаются над нами.

– Ничего он не ест! – огрызнулся Илан. – Мертвецам пища не нужна.

– А ты не забыл, как нашел якобы убитую Анни Бокур на улице Ренн? Когда мы встретились на площади Италии, ты был до смерти напуган. Совсем как сейчас… Нужно успокоиться, Илан.

– Даже ты мне не веришь…

– Думаю, спагетти уже готовы, – встрял в разговор Ябловски.

Илан стоял, ухватившись за ручку двери, и мысленно повторял слово «Кристом». Он слышал голос отца, произносящего по слогам: «Крис-том». Когда? Почему? Мозг отказывался дать подсказку. В памяти неожиданно всплыл другой образ: слово «Кристом» было выгравировано на одном из лебедей, стоявших на столе в кабинете Гадеса.

«Кристом» – завод, созданный его воображением. И «Кристом» – марка хрусталя в реальном мире, хорошо знакомая отцу. Возможно ли, что завод «Кристом» из воспоминания – хрустальное производство? Тогда кто и почему сделал логотипом «Паранойи» лебедя? Илан чувствовал, что сходит с ума. Наверное, ему нужно лечиться, найти специалистов, которые помогут вернуть память, пойти в полицию, расспросить знакомых и понять, что же на самом деле случилось с родителями.