Камилла Стен - Мертвый город

Твой дед и Ян просто окаменели при виде этого зрелища. Они не знали, что им делать, и сначала хотели снять ее, но до них быстро дошло, что Биргитту уже не спасти. Она умерла несколько дней назад. Вместо этого они побежали к стоявшей с открытой дверью школе в надежде найти кого-нибудь, кто смог бы помочь.

Но та оказалась пустой.

Все другие двери в здании тоже были распахнуты, но они не обнаружили никаких следов ни детей, ни учителей.

Оба настолько испугались, что находились на грани безумия, и снова выбежали вместе наружу. Уже вовсю опускалась темнота, а тело Биргитты по-прежнему висело на столбе.

Но когда они посмотрели на нее, твой дед увидел, что она, повернув голову, таращилась на них. Потом он даже клялся в этом именем Отца Небесного.

Они шли через лес всю ночь, пока не добрались до ближайшего городка, расположенного на расстоянии в сотню километров. Ян упал от изнеможения, когда они достигли его окраины, но твой дед держался еще какое-то время. Он сказал, что надо послать помощь в Сильверщерн, поскольку там случилось нечто ужасное, прежде чем потерял сознание.

Когда полицейские прибыли туда, солнце уже высоко стояло над городом. Вода в реке блестела под его лучами. На площади они обнаружили тело Биргитты, точно как рассказал твой дед. А вокруг царила мертвая тишина. И посреди нее они услышали крик младенца…

Ребенок лежал в школе на полу в комнате медсестры, абсолютно голый. Он явно родился всего несколько дней назад. Кто оставил его там и как звали его мать, так и осталось неизвестным.

Полицейские обыскали каждый дом, но не нашли ни одной живой души. Ни людей, ни животных. Казалось, все 487 жителей Сильверщерна просто растворились, как дым. Окна и двери стояли нараспашку. Река неспешно несла свои воды к озеру. Но город был пуст.

Леса вокруг прочесали, но тоже никого не обнаружили. Ни единого следа. Айна, моя мама, мой отец исчезли вместе с пастором Матиасом и остальными нашими соседями, близкими и дорогими, друзьями и знакомыми. Словно их никогда и не существовало».

Утро ясное и невероятно красивое. Воздух пахнет свежестью, как бывает только после настоящего весеннего дождя, – хвоей и мокрой землей; и небо над нами кажется огромным. Оно светло-голубое и без единого облачка, куда ни кинешь взгляд.

Вода в реке просто ледяная, но на удивление чистая. Она течет прямо из горы, если верить тому, что я читала о ней.

Мы вымыли головы шампунем «всё-в-одном», который, по уверениям девицы из магазина товаров для туристов, имеет в своем составе только органические компоненты и не наносит вреда окружающей среде. Выпрямляясь и выжимая волосы, я вижу, как река уносит маленькие белые пузыри пены в сторону озера; ее поверхность блестит в лучах утреннего солнца.

Я так замерзла, что едва ощущаю свои ноги, когда снова поднимаюсь на берег и оборачиваюсь некрасивым шершавым полотенцем, украшенным рекламой «Кока-колы». Воздух кажется теплым после холодной воды и бодрит, пусть у меня зуб на зуб не попадает. И вообще, несмотря на беспокойную ночь, я чувствую себя ужасно бодрой.

Все выглядит проще при дневном свете. Ночные волнения почти забыты. Мои подозрения не рассеялись до конца, но когда я вижу, как Эмми, дрожа от холода и ругаясь, смывает пену со своих волос, мне уже трудно думать о ней как о причине моих ночных кошмаров. Она моется, а я кошусь на нее краем глаза. У нее татуировка на бедре, незнакомая мне, – стилизованная сова; а тело ее стало более мускулистым по сравнению с тем, каким оно было когда-то.

Слышу рядом шум – и отвожу взгляд от Эмми. Это Туне, пытающаяся подняться от воды. Протягиваю ей руку, но она вдруг оказывается слишком тяжелой, и я чуть не отпускаю ее. К счастью, мне удается вовремя восстановить равновесие. Увидев вблизи ее больную лодыжку, я понимаю, в чем причина. Она распухла до толщины голени и настолько красная, что, кажется, горит огнем.

– Как твоя нога? – спрашиваю. Без всякой надобности, конечно. Я же вижу все собственными глазами. Но мне хочется услышать в ответ что-то другое.

Туне кивает.

– Ничего опасного, – уверяет она. Несмотря на синие от холода губы, ее ладонь пышет жаром. – Ты просто не видела ее без повязки.

Слышу, как Эмми тоже поднимается на берег, подходит к нам и начинает одеваться.

Туне тяжело опускается на свое полотенце и, все еще оставаясь во влажном нижнем белье, начинает снова бинтовать лодыжку.

Я открываю рот, собираясь сказать что-то, хотя еще толком не подобрала слова, когда слышу крик Макса, доносящийся со стороны домов:

– Вы закончили?

Я закрываю рот.

– Мы готовы, – кричит в ответ Туне, и ее голос не дрожит. В нем нет и намека на боль. Он звучит как обычно.

Я не врач. Только она сама знает, как себя чувствует. Мне остается лишь полагаться на ее слова.

Быстро натягиваю одежду на сырое нижнее белье. Джинсы стягивают бедра, а свитер заворачивается и упрямо не хочет ровно облегать мое тело. Я едва успеваю привести себя в порядок, когда к нам подходят наши мужчины.

– Как вода? – спрашивает Макс.

– Холодная, – отвечает Эмми, надевая через голову просторную футболку. – Просто дьявольски холодная.

Я улыбаюсь, глядя на Макса, и сообщаю:

– У тебя пуловер надет задом наперед.

Тот опускает взгляд на себя, видит, что воротник почти подпирает подбородок, и краснеет.

– Черт, – говорит он. – Да ладно, все равно снимать…

Я снова улыбаюсь.

Роберт всего в нескольких шагах за ним. В утреннем свете его рыжие волосы отливают золотом. Он выглядит чуть ли не андрогином со своими невидимыми бровями.

– Парни, вы должны помыться быстро, – говорю я им обоим. – Сегодня нам надо много успеть – после того, как мы потеряли весь вчерашний день.

Макс поднимает большой палец вверх.

– Мы будем быстрее молний.

Вместе с Туне и Эмми я двигаюсь назад, к площади. Мы идем не спеша, чтобы Туне не отставала. В столь раннюю пору Сильверщерн выглядит как самый обычный шведский городок в субботнее утро, когда все еще спят и жизнь не набрала обороты.

– Подождите, – говорю я и замедляю шаг.

Прямо перед нами, слева от дороги, по которой лежит наш путь, находится лачуга Биргитты. Нагое, лишенное листьев дерево, стоящее у одного из ее углов, выглядит чуть ли не отполированным с того места, откуда мы смотрим на него; разбитые окна манят меня.

Я поворачиваюсь к Туне.

– Можем, зайдем на минуту? – спрашиваю. – Нам все равно приходить сюда после обеда, но ведь не повредит заглянуть внутрь прямо сейчас, а?

Туне кивает.

– Конечно, – говорит она.

Эмми, морща лоб, переводит взгляд с нее на меня и обратно.