Камилла Стен - Мертвый город

Я не кричу. Вернее, жду, что из моей груди вот-вот вырвется истошный крик, но этого не происходит. Зато я фиксирую взглядом каждую мелочь вокруг и тщательно все запоминаю. Как, например, то, что два ногтя на его вытянутой руке сломаны. Или что кровь, собравшаяся под лицом, еще не успела толком свернуться.

Я вспоминаю его лицо на железнодорожной станции, когда он с любопытством смотрел вдаль – туда, где рельсы исчезали в лесу. Его неуверенную походку при нашей первой встрече; то, как он неловко чувствовал себя тогда; большие забавные футболки, которые он всегда носил. Как выглядело его лицо час назад – полные злобы глаза, плотно сжатые губы… Смотрю, как красиво последние солнечные лучи отражаются в его белокурых волосах на темени, не пострадавшем от ударов, где череп сохранил свою форму…

Вижу, как немного в стороне Роберт перегибается пополам и блюет на пол, сотрясаясь всем телом.

Запах рвотных масс быстро распространяется по комнате. Он резкий и неприятный, и к нему примешивается еще один – того, что совсем недавно было Максом. В нем смешались запахи крови, железа, страха и чего-то другого. И этот последний более противный и сильный, и менее знакомый, чем остальные.

Наверное, так пахнет содержимое головы…

Я кричу, но крик успевает растерять силу, еще не вырвавшись на свободу, и с моих губ срывается лишь глухой стон. Я не понимаю, как он мог умереть. Как он может лежать здесь с разбитой башкой, если Туне заперта на втором этаже? Как может он… ведь нет никого…

Силуэт среди дождя.

Зеленые глаза Эмми, которые таращатся на меня.

– Ты видела кого-то, не так ли?

Рука Туне, рисующая человечка с длинными растрепанными волосами и ртом, напоминающим черную дыру.

С этим местом что-то не так. Чертовщина ка кая-то…

Я пячусь, спотыкаясь, и выскакиваю из комнаты. Сейчас я смотрю вверх и влево, на распятие. Иисус не повернул голову в мою сторону. Его темные нарисованные глаза по-прежнему таращатся наружу. На город. На Сильверщерн.

Роберт, зажимая рукой рот, следует за мной к выходу, раскачиваясь из стороны в сторону, словно пьяный; он явно еще не пришел в себя от шока.

– Она была права, – шепчу я онемевшими губами. – Вы были правы. Мы здесь не одни.

Вдалеке Эльза услышала гудок паровоза – тот уже покинул станцию.

По идее, она должна была почувствовать хоть что-то, когда рухнула ее последняя надежда на бегство из Сильверщерна. Но не испытала никаких эмоций. Словно ее душа умерла.

В подвале ужасно темно, и Эльза не видит совсем ничего. Она на ощупь пробирается по холодному сырому полу, в колодце шершавых каменных стен; найдя маленькую лестницу, поднимается по ней. Пытается барабанить по двери и кричать, но это ничего не дает: ее удары выходят слабыми и бессмысленными.

И вообще, куда она смогла бы уйти, если б ей удалось выбраться наружу?

Эльза не знала, как много времени прошло, пока не услышала сигнал паровоза. Ей уже начало казаться, что она просидела в погребе несколько дней. Но резкий гудок приводит ее в чувство. Значит, заточение продолжается не так уж и долго. И сейчас где-то пять-шесть часов вечера…

Что будет с ней?

Эльза пытается не думать об этом. А также о том, что произойдет с Кристиной и Биргиттой. Но здесь, в подземелье, мысли выходят из-под контроля. Она не может остановить их – точно так же, как и сломать дверь, преградившую путь к свободе.

И время от времени эти мысли даже немного раздувают еле тлеющие угольки надежды.

Пожалуй, ее продержат взаперти лишь до вечера. Опять же, Маргарета обязательно забеспокоится, почему перестали приходить письма. Или Стаффан возьмется за ум. Всякое ведь может случиться…

Голод приходил и уходил несколько раз. Но осталась жажда, из-за которой во рту стало сухо, как в пустыне, да еще непрерывно болят живот и голова. Здесь прохладнее, чем на улице, на солнце, но августовская жара проникает даже сюда. Закрывая глаза, Эльза словно видит сверкающие молнии.

Услышав скрип двери, она вздрагивает. Свет, ворвавшийся в подвал через прямоугольное отверстие, появившееся в конце лестницы, бьет Эльзе по глазам, и она закрывает их рукой, пытаясь защититься от него.

– Госпожа Кулльман, – слышит она молодой мужской голос. Глухой и монотонный, он кажется ей незнакомым. Забавно, как быстро она отвыкает от голосов других людей…

Эльза пытается посмотреть сквозь пальцы, но из-за света не может понять, кто стоит перед ней.

– Госпожа Кулльман, – повторяет мужчина. – Не заставляйте меня спускаться и забирать вас.

Ее уши отвыкли от мужских голосов, но она, конечно, распознаёт в нем угрозу.

Эльза поднимается на гудящие ноги и карабкается вверх по лестнице. Колени не хотят слушаться ее, и она не знает, холод, голод или темнота тому виной.

Когда Эльза добирается до конца лестницы, у нее возникает страстное желание сбежать или, по крайней мере, попытаться сделать это, – но молодой мужчина (при свете оказывается, что это Франк Сундин), крепко и больно хватает ее за плечо и, толком не глядя на нее, сразу же ведет ее куда-то. У нее кружится голова, и она плохо соображает, но изо всех сил старается не отставать от него и не упасть.

Судя по его лицу, вряд ли ей стоит ожидать сочувствия с его стороны, но Эльза все равно решает попробовать.

– Франк, тебе необязательно делать это. Если ты сейчас отпустишь меня, то сможешь сказать, что я вырвалась и убежала в лес. Ты не должен…

Он не отвечает и по-прежнему не смотрит на нее, но при этом дергает ее за руку так сильно, что, кажется, плечо вот-вот выскочит из сустава. Эльза замолкает, взвизгнув, как получившая удар ногой собака.

Она не понимает, куда идет. Они уже миновали церковь и двигаются в сторону центра. Куда же? Улицы на удивление пусты. Пока им не попался ни один человек. В окнах тоже не видно ни души; двери закрыты, несмотря на жару. Когда они проходят мимо ее дома, Эльза отворачивается.

Впереди она слышит шум, постепенно становящийся все громче, – где-то там гудит толпа. От голода и жажды у Эльзы кружится голова, горло распухло, в висках стучит кровь, и поэтому она сначала не понимает, что происходит. Только когда они начинают приближаться к площади и она уже чувствует под ногами булыжное покрытие, до нее доходит, куда исчезло все население Сильверщерна.

На площади полно народу, люди стоят на ней и между домов; при их приближении они расступаются и молчат. Эльза ищет знакомые глаза, кого-то, с чьей стороны она могла бы рассчитывать на помощь, но все они стали теперь чужими для нее. Те, кого она знала всю свою жизнь. Молодые мужчины и женщины, которых она качала на своих руках, когда те были детьми. Друзья, которых она утешала в беде и которым давала массу добрых советов. Все те, кто еще месяц, неделю, день назад дружелюбно поздоровался бы с ней на улице и спросил о том, не родила ли уже Маргарета там, в столице, и не собирается ли она приехать к ним сюда с младенцем…