Майкл Смит - Соломенные люди [litres]

– Продавец в магазине знал мое имя.

Я резко свернул вправо, не имея никакой определенной цели, лишь стремясь побыстрее убраться из центра города.

– По крайней мере на один вопрос ответ мы получили – каким образом «соломенным людям» удалось столь быстро добраться до дома моих родителей после того, как я избил Чипа. Им вовсе незачем было сюда приезжать. У них в городе уже был Макгрегор.

– Сходится.

– И кое-что еще: Макгрегор и Сперлинг присутствовали на месте гибели моих родителей. Вот только, похоже, Макгрегор появился там несколько раньше.

– А теперь он снова в полицейском управлении Дайерсбурга, истекает кровью и тупо повторяет наши имена. Мы в глубокой заднице, Уорд, очень глубокой. Что теперь будем делать?

Во всем городе оставался лишь один человек, который, возможно, хоть чем-то мог мне помочь. Я назвал его имя.

– Неплохо, – кивнул Бобби и поморщился, поудобнее устраиваясь на сиденье. – Учитывая, какой оборот приняло дело, адвокат бы нам явно не помешал.

Судя по адресу на карточке, которую дал мне после похорон Гарольд Дэвидс, его дом находился в другом конце города. В отличие от района, где жили мои родители, – холмистого, с извилистыми улицами – дома здесь были расположены правильными рядами вдоль аккуратной сети дорог.

Подъехав к дому, мы увидели свет: горела лампа над крыльцом и где-то в доме. Чуть дальше по улице стоял автомобиль, похожий на тот, в котором я видел Дэвидса раньше. Мы немного посидели в машине, проверяя, не следует ли кто за нами, а затем вышли.

Я нажал кнопку звонка. Ответа не последовало. Естественно.

– Черт, – сказал я. – И что теперь?

– Позвони ему, – ответил Бобби, глядя вдоль улицы.

Я достал мобильник и набрал номер конторы Дэвидса. Потом набрал домашний, на случай, если по вечерам он не отвечает на звонок в дверь или просто смотрит какое-нибудь шоу и не слышит. До нас донеслись звонки по крайней мере двух телефонов на разных этажах дома, но после восьми звонков включился автоответчик, сообщивший его рабочий номер, однако без какого-либо упоминания о сотовом.

– Мы не можем тут просто так стоять, – сказал я. – В таком районе кто-нибудь обязательно вызовет полицию.

Бобби повернул дверную ручку – заперто. Он полез в карман и достал небольшой инструмент. Я хотел было возразить, но не стал. Нам все равно некуда больше идти. Он едва успел вставить инструмент в замок, когда неожиданно изнутри послышался звук отпираемой двери. Мы отскочили назад.

Дверь приоткрылась на пять дюймов. Сквозь щель едва можно было различить лицо Гарольда Дэвидса.

– Гарольд, – сказал я.

– Уорд? Это вы?

Он приоткрыл дверь чуть шире. Вид у него был чертовски взволнованный.

– Господи, – сказал он. – Что с ним?

– В него стреляли, – ответил я.

– Стреляли, – осторожно повторил он. – Кто?

– Плохие парни, – сказал я. – Послушайте, я знаю, что вы имели в виду совсем другое, когда советовали обратиться к вам. Но у нас проблемы. И у меня никого больше не осталось.

– Уорд, я…

– Пожалуйста, – сказал я. – Если не ради меня – то ради отца.

Он долго смотрел на меня, затем отошел в сторону, пропуская нас в дом.

Его дом был намного меньше, чем дом моих родителей, но даже в одном лишь коридоре разнообразных вещей было раза в три больше. Репродукции, произведения местного искусства, книги на маленьком дубовом шкафчике, выглядевшем так, словно он был сделан именно для этой цели. Где-то играла классическая мелодия для фортепьяно.

– Идите прямо, – сказал он. – И осторожнее с ковром. С вас течет кровь. С обоих.

Стены гостиной были увешаны репродукциями картин, но ни одна не была мне знакома. Несколько высоких торшеров отбрасывали неяркий свет. Телевизора не было, лишь маленький и явно дорогой CD-плеер, из которого доносилась музыка. У стены стояло старинное пианино, заставленное фотографиями – некоторые в рамках, другие просто прислонены к стене. Перед диваном лежал покрытый витиеватым узором ковер со слегка обтрепавшимися краями.

– Сейчас принесу полотенце, – сказал Дэвидс.

Несколько мгновений он колебался, задержавшись в дверях, затем вышел.

Пока его не было, Бобби стоял посреди комнаты, придерживая руку так, чтобы капли с нее падали на половицы. Я окинул взглядом комнату. Вещи других людей порой бывают просто непостижимы, особенно если принадлежат пожилым. Я вспомнил, как однажды, под влиянием какого-то минутного порыва, купил отцу на Рождество старый калькулятор, который увидел в магазине антиквариата и решил, что он может ему понравиться. Развернув подарок, отец уставился на меня и как-то странно поблагодарил. Я заметил, что, как мне кажется, он не слишком доволен подарком, – и тогда, не говоря ни слова, он повел меня в кабинет и открыл ящик стола. Там под многолетними залежами ручек и скрепок лежал старый калькулятор. Даже модель оказалась той же самой. Что для Дэвидса было жизнью, для меня было случайным приобретением; вещи, казавшиеся мне древностью, когда-то были новомодными для отца. Тех, о ком ты помнишь и заботишься в течение десятилетий, словно отделяет от тебя стекло – кажущееся прозрачным, но толщиной в фут, и разбить его невозможно. Ты думаешь, что постоянно находишься рядом с ними, но когда пытаешься их коснуться, то даже не можешь дотянуться рукой.

Дэвидс вернулся с куском ткани. Бобби взял его и обмотал руку. Потом Дэвидс уселся в одно из кресел и уставился в пол. Он выглядел уставшим и бледным и казался намного старше, чем прежде. Один из торшеров стоял рядом с креслом, отбрасывая тени на его лицо и подчеркивая морщины на лбу.

– Вам придется рассказать мне, что случилось, Уорд. И я не гарантирую, что смогу вам чем-то помочь. Моя специальность – контракты, а не… перестрелки.

Он провел руками по волосам и посмотрел на меня. И тут у меня промелькнула неясная мысль.

Я повернулся, бросил взгляд на пианино, а потом снова на Дэвидса.

– Что вы там увидели, Уорд?

Я открыл было рот, собираясь что-то сказать, но тут же снова его закрыл.

– В чем дело? Что такое?

Наконец я обрел дар речи.

– Когда вы познакомились с моими родителями?

– В девяносто пятом, – быстро ответил он. – В том же году, когда они сюда приехали.

– Не раньше?

– Нет. Да и как?

– Возможно, когда-то с ними встречались. Человеческие пути порой пересекаются весьма таинственным образом, и иногда происходит такое, о чем даже предположить невозможно.

Он снова посмотрел в пол.

– Странные вещи вы говорите, Уорд.

– Как давно вы живете в Дайерсбурге?

– Всю свою жизнь – как, полагаю, вы и сами знаете.

– Значит, имя Ленивый Эд ни о чем вам не говорит?

– Нет.

Он не поднимал взгляда, но в его голосе не чувствовалось ни колебания, ни замешательства.